Книга Тысячи и одной ночи

«О господин мой, — сказал он еще, — я не думаю, чтобы ты знал мое высокое положение: моя рука падет на головы царей, эмиров, везирей, мудрецов и достойных, ибо мне сказал поэт:

 Венец достойных этот брадобрей,
 Его дела подобны ожерелью,
 Он мудрости стал прочной цитаделью,
 В его деснице головы царей».

И я воскликнул: «Оставь то, что тебя не касается, ты стеснил мою грудь и обеспокоил мое сердце!» А цирюльник спросил: «Мне кажется, ты торопишься?» — «Да, да, да!» — крикнул я; и тогда он сказал: «Дай себе время; поспешность — от сатаны, и она порождает раскаяние и разочарование. Сказал кто-то, — приветствие и молитва над ним! — лучшее из дел то, в котором проявлена медлительность! А мне, клянусь Аллахом, твое дело внушает сомнение. Я желал бы, чтобы ты мне сообщил, на что ты вознамерился: я боюсь, что случится нечто другое. Ведь до времени молитвы осталось три часа. Я не хочу быть в сомнении насчет этого, — добавил он, — но желаю знать время наверное, ибо, когда мечут слова в неведомое, — это позор, в особенности для подобного мне, так как среди людей объявилась и распространилась слава о моих достоинствах, и мне не должно говорить наугад, как говорят обычно звездочеты».

И он бросил бритву и, взяв астролябию, пошел под солнце и долгое время стоял, а потом возвратился и сказал мне: «До времени молитвы осталось три часа — ни больше, ни меньше».

«Ради Аллаха, замолчи, — воскликнул я, — ты пронзил мою печень!» И цирюльник взял бритву и стал точить ее, как и в первый раз, и обрил мне часть головы, и сказал: «Я озабочен твоей поспешностью, и если бы ты сообщил мне о ее причине, это было бы лучше для тебя: ты ведь знаешь, что твой отец и дед ничего не делали, не посоветовавшись со мною». И я понял, что мне от него нет спасения, и сказал себе: «Пришло время молитвы, и я хочу пойти к девушке раньше, чем народ выйдет с молитвы. Если задержусь на минуту — не знаю, каким путем войти к ней!»

«Будь краток и оставь эти разговоры и болтовню, — сказал я, — я хочу пойти на пир к одному из моих друзей». И цирюльник, услышав упоминание о пире, воскликнул: «Этот день — день благословенный для меня! Вчера я пригласил нескольких моих приятелей и забыл позаботиться и приготовить им что-нибудь поесть, а сейчас я подумал об этом. О, позор мне перед ними!» — «Не заботься об этом деле, раз ты узнал, что я сегодня на пиру, — сказал я. — Все, что есть в моем доме из кушаний и напитков, будет тебе, если ты закончишь мое дело и поспешишь обрить мне голову».

«Да воздаст тебе Аллах благом! Опиши мне, что у тебя есть для моих гостей, чтобы я знал это», — сказал цирюльник. И я ответил: «У меня пять родов кушанья, десять подрумяненных кур и жареный ягненок». — «Принеси это, чтобы мне посмотреть!» — воскликнул цирюльник; и я велел принести все это. И, увидев кушанья, он сказал мне: «Остаются напитки!» — «У меня есть», — отвечал я. И цирюльник воскликнул: «Принеси их!» И я принес их, и он сказал: «Благо тебе! Как благородна твоя душа! Но остаются еще курения и благовония». И я дал ему сверток, где был недд, алоэ и мускус, стоящие пятьдесят динаров.