Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки

Русскому читателю может показаться скучным это словесное изобилие, сложный рисунок фразы. Но арабский слушатель ценит именно эту сторону, наслаждаясь богатыми возможностями Слова, которым, как говорит мудрец из рассказа о Джиллиаде и Шимасе, «Аллах создал весь мир по своей воле».

Мы ценим в подобных повествованиях прежде всего занимательность сюжетов, их разнообразие, но для сказителей, как и для их слушателей, может быть, главенствующими были здесь и не сами приключения, хотя и они играли немаловажную роль, а именно скрытая за их переплетением дидактика, моральные и этические принципы, утверждаемые безымянным автором повествования.

Но есть в «Тысяче и одной ночи» жанры, где на первый план выступает приключение, реальное или фантастическое, воспеваемое как таковое. Это древние и постоянно обновляющиеся жанры «приключенческой» и «приключенческо-фантастической» повести. На дальних островах Индийского океана побывал капитан Бузург ибн Шахрияр, описавший свои впечатления от этих путешествий. Но в «Тысячу и одну ночь» попал Синдбад-мореход, чьи приключения представляют собой смесь путевого дневника с волшебной сказкой, многие сюжеты которой восходят к далеким временам «Одиссеи».

Если в рассказе о путешествии к островам Вак можно усмотреть отражение реального путешествия к какому-нибудь из островов Индийского океана, то в эпизодах с ослеплением людоеда, гигантской птицей рухх видно, как разнообразно могут преломиться сюжеты об обманутом чудовище (Полифем) и сказочной птице, не имеющей обычно имени в русских сказках, а в персидских носящей имя Симург.

Именно фантастическое повествование больше всего увлекало европейского читателя, не всегда способного вникнуть в кажущуюся ему наивной и скучной дидактику, не могущего в должной мере оценить «красноречие» стиля, к тому же достаточно измененного и обедненного при переводе. Поэтому самыми популярными из повествований «Тысячи и одной ночи» в Европе стали не дидактические повести, а волшебные сказки, подобные рассказам о купце и духе, об Ала ад-Дине и волшебном светильнике.

Но и «народные повести», или «народные романы», мы воспринимаем как волшебную сказку – так насыщены фантастикой «Повесть о Хасибе и царице змей», повести о приключениях Сейф аль-Мулука, Аджиба и Гариба, Мариам-кушачницы.

«Фантастические повести», так же как и сказки, рассказывают нам о чудесном рождении героя (его мать съедает волшебное яблоко или мясо змей), о любви героя к изображению девушки, на поиски которой он пускается. Обычно в арабских и персидских сказках это дочь императора Китая, но иногда «Тысяча и одна ночь» переносит действие в более близкую среду, и девушка оказывается жительницей Багдада.

Мы узнаем, как герой добывает себе волшебные талисманы, обычно шапку-невидимку и волшебную дубину, обманывая владельцев этих сокровищ, спорящих из-за них. В поисках любимой герой претерпевает множество бед – он едва не становится жертвой людоеда, которого ослепляет, напоив вином, сражается с чудовищем, повергая его одним ударом. «Не бей второй раз, не то чудовище воскреснет!» – предупреждают героя сказки «Тысячи и одной ночи», как и героев русских, турецких, персидских сказок. Трудно объяснить, почему нечистую силу нельзя бить второй раз, важно, что эта, казалось бы, мелочь подтверждает тесную связь волшебных сказок ближневосточных народов, с одной стороны, и их близость к русскому фольклору, к русской сказке с другой стороны.

Кончив рассказ о приключениях одного из героев, сказитель возвращается к другим, намеренно оставленным им в критический момент: сражающимся с врагами, в темнице перед казнью, летящим на спине разгневанного джинна. Рассказчик будто вяжет петлю за петлей, и нельзя выбросить ни одну из них, иначе прочная ткань повести распадется. Это сплетение разнообразных приключений напоминает нам эллинистический роман с его кораблекрушениями, разлуками, чудесными узнаваниями и встречами.

Приключенческая повесть «Тысячи и одной ночи» возрождает в несколько ином обличье, на другом языке традиции эллинистического романа, чьи корни, в свою очередь, уходят в землю Древнего Востока, жанра, в создании и разработке которого немалую роль сыграла Александрия, крупный центр и эллинистической и арабо-мусульманской культур, гавань, откуда начинали обычно свое плавание герои «Тысячи и одной ночи».

Едва ли не самую колоритную часть «Тысячи и одной ночи» представляют собой «бытовые сказки» и «плутовские повести», подобные рассказу о хитроумных обманщицах Далиле и Зейнаб и «предводителях молодцов» – Хасане-Шумане и Али-Зейбаке каирском, и такие повествования, как «Сказка о горбуне» и «Сказка о Маруфе-башмачнике», где традиционные сюжеты – волшебный перстень, сказочные сокровища, джинны, талисманы, колдуны, чудесные превращения – включены в «бытовую» рамку и сочетаются с не менее традиционными мотивами бытовой народной сказки – рассказом о злой жене, брате или друге-предателе, о ловком обманщике.