Книга тысячи и одной ночи. Том 2. Ночи 39-145

Когда же настала сто одиннадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что взор Тадж-альМулука упал на караван. И он увидел юношу, прекрасного молодостью, в чистых одеждах, с изящными чертами, но только красота этого юноши поблекла, и лицо его покрыла бледность из-за разлуки с любимыми, и умножились его стоны и рыдания, и из глаз его текли слезы, и он говорил такие стихи:

«В разлуке давно уж мы, и длятся тоска и страх,
И слезы из глаз моих, о друг мой, струёй текут.
И с сердцем простился я, когда мы расстались с ней,
И вот я один теперь, – надежд нет и сердца нет.
О други, постойте же и дайте проститься с той,
Чья речь исцеляет вмиг болезни и недуги».

И когда юноша окончил свои стихи, он ещё немного поплакал и лишился чувств; и Тадж-аль-Мулук смотрел на него, изумляясь этому. А придя в себя, юноша бросил бесстрашный взор и произнёс такие стихи:

«Страшитесь очей её – волшебна ведь сила их,
И тем не спастись уже, кто стрелами глаз сражён.
Поистине, чёрный глаз, хоть смотрит и томно он,
Мечи рубит белые, хоть остры их лезвия.
Не будьте обмануты речей её нежностью —
Поистине, пылкость их умы опьяняет нам.
О нежная членами! Коснись её тела шёлк,
Он кровью покрылся бы, как можешь ты видеть сам,
Далеко от ног её в браслетах до нежных плеч.
И как запах мускуса сравнить с её запахом?»

И затем он издал вопль и лишился чувств, и Таджаль-Мулук, увидя, что он в таком отчаянии, растерялся и подошёл к нему, а юноша, очнувшись от обморока и увидав, что царевич стоит над ним, поднялся на ноги и поцеловал перед ним землю.

«Почему ты не показал нам своих товаров?» – спросил его Тадж-аль-Мулук; и юноша сказал: «О владыка, в моих товарах нет ничего подходящего для твоего счастливого величества». Но царевич воскликнул: «Обязательно покажи мне, какие есть у тебя товары, и расскажи мне, что с тобою. Я вижу, что глаза твои плачут и ты печален сердцем; и если ты обижен, мы уничтожим эту несправедливость, а если на тебе лежат долги, мы заплатим их. Поистине, моё сердце из-за тебя сгорело, когда я увидал тебя».

Потом Тадж-аль-Мулук велел поставить две скамеечки; и ему поставили скамеечку из слоновой кости, оплетённую золотом и шёлком, и постлали шёлковый ковёр. И Тадж-аль-Мулук сел на скамейку, а юноше велел сесть на ковёр и сказал ему: «Покажи мне твои товары». – «О владыка, – отвечал юноша, – не напоминай мне об этом: мои товары для тебя не подходят». Но Тадж-альМулук воскликнул: «Это неизбежно». И он велел кому-то из своих слуг принести товары, и их принесли, против воли юноши, и при виде их у юноши потекли слезы, и он заплакал, застонал и стал жаловаться, и, испуская глубокие вздохи, произнёс такие стихи:

«Клянусь твоих глаз игрой, сурьмою клянусь на них,
И станом твоим клянусь, что нежен и гибок так,
Вином твоих уст клянусь и сладостью мёда их
И нравом твоим клянусь, что нежен и гибок так, —
Коль призрак твой явится мне ночью, мечта моя,
Он слаще мне, чем покой от страха дрожащему».

Потом юноша развернул товары и стал их показывать Тадж-аль-Мулуку кусок за куском и отрез за отрезом, и среди прочего он вынул одежду из атласа, шитую золотом, которая стоила две тысячи динаров. И когда он развернул эту одежду, из неё выпал лоскут, и юноша поспешно схватил его и положил себе под бедро. И он забыл все познаваемое и произнёс такие стихи: