Потом они пустили чашу в круг, и вторая женщина встала и, сняв с себя одежды, бросилась носильщику на колени и спросила, указывая на свой хирр: "О свет глаз моих, как это называется?" — "Твой фардж", — сказал он, но она воскликнула: "Как тебе не гадко? — и дала ему затрещину, от которой зазвенело все в помещении. — Ой, ой, как ты не стыдишься?" — "Базилика храбреца!" — закричал носильщик, но она воскликнула: "Нет!" — и удары и затрещины посыпались ему на затылок, а он говорил: "Твоя матка, твой кусс, твой фардж, твоя срамота!" — но они отвечали. "Нет, нет!" — "Базилика храбреца!" — опять закричал носильщик, и все три так засмеялись, что опрокинулись навзничь. И они снова стали бить его по шее и сказали: "Нет, это не так называется!" — "Как же это называется, о сестрицы?" — воскликнул он, и девушка сказала: "Очищенный кунжут!" Затем она надела свою одежду, и они сели беседовать, и носильщик охал от боли в шее и плечах.
И чаша ходила между ними некоторое время, и потом старшая среди них, красавица, поднялась и сняла с себя одежды, и тогда носильщик схватился руками за шею, потер ее и воскликнул: "Моя шея и плечи потерпят еще на пути Аллаха!" И женщина обнажилась и бросилась в водоем, и нырнула, и поиграла, и вымылась, а носильщик смотрел на нее обнаженную, похожую на отрезок месяца, с лицом подобным луне, когда она появляется, и утру, когда оно засияет. Он взглянул на ее стан и грудь и на тяжкие и подрагивающие бедра, и она была нагая, как создал ее господь, и носильщик воскликнул: "Ах! ах! — и произнес, обращаясь к ней: —
И, услышав эти стихи, женщина вышла из водоема и, подойдя к носильщику, села ему на колени и сказала, указывая на свой фардяс: "О господин мой, как это называется?" — "Базилика храбреца", — ответил носильщик, но она сказала: "Ай! ай!" И он вскричал: "Очищенный кунжут!", но она воскликнула: "Ох!" — "Твоя матка", — сказал тогда носильщик, но женщина вскричала: "Ой, ой, не стыдно тебе?" — и ударила его по затылку. И всякий раз, как он говорил ей: "Это называется так-то", — она била его и отвечала: "Нет! нет!" — пока, наконец, он не спросил: "О сестрица, как же это называется?" — "Хан[28]
Абу-Мансура", — отвечала она, и носильщик воскликнул: "Слава Аллаху за спасение, ха, ха, о хан Абу-Мансура!"И женщина встала и надела свои одежды, и они вновь принялись за прежнее, и чаши некоторое время ходили между ними, а потом носильщик поднялся и, сняв с себя одежду, сошел в водоем, и они увидели его плывущим в воде. Он вымыл у себя под бородой и под мышками и там, где вымыли женщины, а потом вышел и бросился на колени их госпожи, закинув руки на колени привратницы, а ноги на колени покупавшей припасы. И он показал на свой зебб и спросил: "О госпожи мои, как это называется?" — и все так засмеялись его словам, что упали навзничь, и одна из них сказала: "Твой зебб", — но он ответил: "Нет!" — и укусил каждую из них по разу. "Твой айр", — сказали они, но он ответил: "Нет!" — и по разу обнял их…"
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала десятая ночь, сестра ее Дуньязада сказала ей: "Докончи нам твой рассказ".
И Шахразада ответила: "С любовью и охотой. Дошло до меня, о счастливый царь, что они, не переставая, говорили носильщику: "Твой айр, твой зебб, твой кол", а носильщик целовал, кусал, и обнимал, пока его сердце не насытилось ими, а они смеялись и, наконец, спросили его: "Как же это называется, о брат наш?" — "Вы не знаете имени этого?" — воскликнул он, и они сказали: "Нет", и тогда он ответил: "Это всесокрушающий мул, что пасется на базилике храбреца и кормится очищенным кунжутом и ночует в хане Абу-Мансура!"
Девушки так засмеялись, что опрокинулись навзничь, а затем они снова принялись беседовать, и это продолжалось, пока не подошла ночь. И тогда они сказали носильщику: "Во имя Аллаха, о господин, встань, надень башмаки и отправляйся! Покажи нам ширину твоих плеч". Но носильщик воскликнул: "Клянусь Аллахом, мне легче, чтобы вышел мой дух, чем самому уйти от вас! Давайте доведем ночь до дня, а завтра каждый из нас пойдет своей дорогой". И тогда та, что делала покупки, сказала: "Заклинаю вас жизнью, оставьте его спать у нас, — мы над ним посмеемся! Кто доживет до того, чтобы еще раз встретиться с таким, как он? Он ведь весельчак и остряк!" И они сказали: "Ты проведешь у нас ночь с условием, что подчинишься власти и не станешь спрашивать ни о чем, что бы ты ни увидел, и о причине этого". — "Хорошо", — ответил носильщик, и они сказали: "Встань, прочти, что написано на дверях".