Книга, в которой исчез мир

Особенный страх, тайное почитание не позволяют мне сегодня писать об этом дальше. Грудь моя полна ужасным состраданием — ибо это сам старый Иегова готовится сегодня принять смерть. Мы так хорошо знали его еще с колыбели, с Египта, когда воспитывался он среди божественных телят, крокодилов, священных луковиц, ибисов и кошек. Мы видели, как он попрощался с играми своего детства, с обелисками и сфинксами своей родной нильской долины, чтобы в Палестине стать мелким богом-царем бедного пастушеского народца и жить в храмовом дворце. Мы видели его позже, когда он, познав мощь ассиро-вавилонской цивилизации, отказался от своих излишне человеческих страстей и перестал взрываться гневом и местью по ничтожным и недостойным упоминания поводам. Мы видели, как он переселился в Рим, главный Город, где отрекся от всяких национальных предпочтений, провозгласил небесное равенство всех народов и отважно противопоставил себя старику Юпитеру неповторимо прекрасными словами и обольстительными фразам; надо сказать, что и потом он строил немало козней, прежде чем добился господства и стал с Капитолия править Городом и Миром,urbem et orbem.Мы видели, как он все больше и больше проникался духом, как он кротко стонал, как он стал любящим отцом, всеобщим другом человечества, благодетелем и филантропом — но все это нимало не помогло ему.

Вы слышите звон колоколов? Падите на колени — это несут святые дары умирающему Богу.

Ты улыбаешься, дорогой читатель. Вероятно, этой печальной вести о смерти потребуется целое столетие, прежде чем она распространится повсюду и достигнет каждого уха. Мы, однако, уже давно надели траур.De profundis!

Он закрыл книгу и провел ладонью по заголовку, вытисненному на кожаном переплете. «Салон» Генриха Гейне. Гофман и Кампе, Гамбург, 1835 год.

Он взглянул на свои карманные часы. Была половина шестого утра. Скоро проснутся хозяева и найдут его здесь. А что Тереза? Она тоже начнет расспрашивать его, и он должен будет ей как-то все объяснить. Но в этот миг все это было ему безразлично. Он думал о Магдалене. Примет ли она его? И если да, то что он ей скажет? Что он раскаялся в своем решении? Что он должен был поступить по-другому? Нет, он и теперь поступил бы точно так же. Действительно ли он в таком случае сделал выбор?

В течение первых месяцев после последнего нападения на карету он все силы положил на то, чтобы устроить свое скромное, незаметное существование. Постепенно он смог сделать это в Гамбурге. Когда в мае 1781 года вышла книга кенигсбергского ученого, он заказал себе экземпляр. В ноябре он получил книгу. Но, раскрыв упаковку и достав книгу, он не смог заставить себя разрезать страницы. Он дошел только до фронтисписа, где было напечатано заглавие: «Критика чистого разума». Сочинение Иммануила Канта, профессора в Кенигсберге. Берлинская фирма Шпенера заказала эту книгу в типографии Грунера в Галле для издателя в Риге.

«Критика чистого разума». Название произвело на него должное впечатление. В этих словах было что-то подкупающее, нечто безжалостное, неумолимое, как заточенное лезвие острой бритвы. Но от этой книги веяло еще чем-то: возвышенно-страшным, абстрактно-холодным, отчего в тот момент он предпочитал держаться на почтительном расстоянии.