Тот натянул поводья и дал коню шпоры. Боскеннер подумал, что Миланец продолжит свои расспросы, но вместо этого он пустил лошадь в галоп, обогнал Боскеннера и, развернув коня, загородил главарю дорогу. Остальные три всадника подъехали к ним.
Боскеннер удивленно посмотрел на Миланца. Но тот опередил его и заговорил первый.
— Я поворачиваю назад, — просто и без затей сказал он. — Ты можешь делать все, что тебе угодно, но мне все это очень не нравится.
Повисло ледяное молчание. Мысленно Боскеннер разразился проклятиями, но сдержался и ничем не выдал своих чувств. Остальные трое пока сомневались. Неужели они позволят такому прибыльному дельцу ускользнуть из рук? Боскеннер заговорил без обиняков:
— Никто никого насильно не держит. Все можно будет сделать и вчетвером, это только увеличит долю каждого. Если откажутся двое из вас, то дело лопнет, но можете быть уверены, что я к вам больше не обращусь. Итак, что будем делать?
— Почему ты не говоришь, чего ты от меня хочешь? — снова спросил Миланец. — Одно краткое объяснение, и все в порядке. У меня всегда бывает плохое предчувствие, когда я не знаю, что буду делать.
Боскеннер по очереди посмотрел на своих спутников.
— Мы нападем на эту карету и сожжем ее, — сказал он после короткой паузы. Они должны это сделать, так хочет заказчик, таковы условия договора. Если же у них есть сомнения, то с этим ничего не поделаешь.
Четверо спутников озадаченно смотрели на Боскеннера.
— Сжечь? Как это — сжечь?
— Этого я не знаю. Путников нельзя ни бить, ни грабить. Двое возьмут на себя почтальона и кучера, а двое займутся пассажирами. Мы выгоняем всех из экипажа, выпрягаем лошадей и поджигаем карету. Вот и все. Заплатят нам за это по-королевски.
Боскеннер ясно видел, что происходит в головах людей. Миланец долго и пристально смотрел ему в глаза. Потом он заговорил, но был очень краток.
— Это сумасшествие, — сказал он, развернул коня и поскакал прочь.
Остальные неуверенно посмотрели ему вслед, но не тронулись с места.
— Это увеличивает вашу долю, — сказал Боскеннер. — Ну, в чем дело? Вы хотите задавать вопросы или получать деньги?
7
Первым обрел дар речи Зеллинг.
— Господин Циннлехнер, мы можем войти?
Вместо ответа аптекарь сделал еще два шага и остановился.
— Запах становится слабее, — сказал он. — Я к нему привык. Но вы тоже можете войти. Подождите, я только открою окно…
— Нет! — воскликнул Зеллинг. — Что будет, если вы упадете в обморок?
— Глупости. Это всего-навсего сера. От ее запаха аптекари не падают в обморок.
Остальные подошли ближе к двери и принялись смотреть, как Циннлехнер, подняв лампу, медленно входит в библиотеку. Свет лампы падал на расположенные справа и слева книжные полки, которые, достигая потолка, превращали вход в некое подобие галереи. Сделав несколько шагов, аптекарь вошел в большую прихожую, откуда в соседнюю комнату вела закрытая двустворчатая дверь. Но прежде чем Николай успел рассмотреть детали, Циннлехнер отошел влево. Свет лампы упал на огромный пейзаж, украшавший левую стену.
Раздался громкий стук, и потянуло свежим воздухом. Запах серы тотчас стал значительно слабее.
— Вы останетесь здесь, — приказал Зеллинг каретнику, который тем временем собрался с духом, отошел от окна и теперь во все глаза рассматривал книжные полки.
— Я не хочу видеть здесь посторонних, — жестко произнес камергер. — Немедленно прогоняйте любого, кто сюда зайдет. Если вдруг появится господин Калькбреннер, то позовите меня.
Николай, уже вошедший в библиотеку, принялся безмолвно созерцать бесконечные ряды книг на полках. Такой роскоши ему не приходилось видеть ни разу в жизни. Без сомнения, те средства, которых не хватало на содержание замка, уходили сюда. И это была всего лишь прихожая! Однако у Николая не было сейчас времени на подробное знакомство с содержимым полок. Циннлехнер уже стоял у двери, ведущей в соседнюю комнату, и ждал распоряжения Зеллинга, чтобы отворить ее. Камергер прошел мимо Николая, приблизился к двери, дважды постучал и громко позвал своего господина. Ответа не последовало.
— Ваше сиятельство, — снова крикнул он, — прошу вас, позвольте нам войти или дайте знать, что у вас все хорошо.
Но, как и прежде, из соседней комнаты не донеслось ни единого звука. Зеллинг надавил на щеколду, и дверь распахнулась.
На незваных гостей хлынула новая волна тухлого запаха, но сильный поток свежего воздуха быстро его ослабил. Снова впереди всех пошел Циннлехнер. Николай вошел в комнату последний. От того, что он увидел, захватило дух. Господи, что же здесь происходит?