«Книга Великой Ясы», или Скрижали Чингисхана

По получении настоящего повеления, да не осмелятся изменить и противиться оному. Для чего и дано сие свидетельство“.

Сие повеление вручено Шень сяню, для хранения. Свидетельство: принадлежащие Шень сяню монахи и усердно и строго пребывающие в ските люди, равно избавляются от повинностей, податей и оброков. Да сообразуются с сим. В год Гуй вэй (Овцы), 3-й луны (с приложением императорской печати), (?) дня (1223)»[874].

Как явствует из этого повеления Чингисхана, Чань Чунь добился определенных привилегий, что значительно подняло авторитет даосской школы Цюаньчжэнь («Совершенной истины») в Китае, но и монгольский хан, очевидно, заручился поддержкой «бессмертного» даосского монаха, который пообещал «привлекать на его сторону простой народ» и «молиться Небу о долгоденствии Царя (владыки Чингисхана. — А. М.) на многие лета».

Следует отметить, что вскоре после этого повеления последовали другие указы Чингисхана, а затем и его преемников об освобождении представителей различных религиозных конфессий, в частности мусульманства, христианства и буддизма, от налогообложения. Это являлось реальным подтверждением того, что «Чингисхан уклонялся от изуверства, и от предпочтения одной религии другой, и от превозношения одних над другими. Наоборот, ученых и отшельников всех толков он почитал, любил и чтил, считая их посредниками перед Господом Богом, и как на мусульман взирал он с почтеньем, так христиан и идолопоклонников (буддистов. — А. М.) миловал»[875]. Это известие Джувейни о веротерпимости Чингисхана подтверждали и конкретизировали и другие источники[876].

Более того, специальные ясы Чингисхана включили всех священнослужителей, являвшихся «посредниками перед Господом Богом», в категории людей, на которых «не были налагаемы подати и налоги». В частности, одна из таких яс Чингисхана касалась проповедников ислама:

«Он (Чингисхан) постановил, чтобы на потомков Алибека, АбуТалеба (Али ибн Абу Талиб)[877] всех до единого не были наложены подати и налоги, а также ни на кого из факиров, чтецов Аль-Корана, законодавцев, лекарей, мужей науки, посвятивших себя молитве и отшельничеству, муэдзинов и омывающих тела покойников не были налагаемы подати и налоги»[878].

В истинности поведанной нам Макризи ясы Чингисхана не приходится сомневаться после того, что написал А.-М. Джувейни: «Они (монголы. — А. М.) не препятствуют никакой вере и никакой религии — как можно говорить о препятствии? — они даже поощряют их; они освободили наиболее ученых из приверженцев каждой религии (выделено мной. — А. М.) от любых налогов ('avarizat) и от тягот податей (mu’an); их священная собственность и наследство, которое они оставили для всеобщего употребления, принадлежащие им крестьяне и земледельцы также объявлены освобожденными от налогов…»[879]

* * *

Проводив Чань Чуня на родину, Чингисхан повернул обратно в Монголию. На самом деле первоначально он решил вести свои войска не сразу в Монголию, а на Тангудское царство, следуя кратчайшим путем через территорию Индии и Тибета. И сделал это только после того, как получил известие о смерти Мухали и сговоре чжурчжэней с тангудами.

Однако, пройдя несколько перегонов, из-за бездорожья Чингисхан повернул назад и пришел в Пешавар. «Ту зиму (1223–1224 гг. Чингисхан. — А. М.) провел в окрестностях Самарканда, откуда послал гонца к старшему своему сыну Джучи с приглашением покинуть Кипчакскую степь[880] и приехать позабавиться с ним охотой (главным образом на диких ослов)»[881].

По пути следования армии Чингисхана на родину произошло два знаменательных события: во-первых, Великий хуралтай, который состоялся в начале 1224 г. на берегу Сырдарьи, и, во-вторых, «(многолюдное) собрание и великое пиршество», устроенное Чингисханом осенью того же года на Алтае, у истока Иртыша, в местности Бука-Суджику (Буга Сочигай). Во время этих двух Великих собраний Чингисхан встречался и имел серьезные беседы со всеми своими четырьмя сыновьями, в том числе с Джучи.