Для Сенеки предпочтительнее легендарная «спартанская» традиция отношения к вину. Моральный авторитет этого автора был велик не только в среде римских аристократов, но и в развивающемся западном (латиноязычном) христианстве. Нет ничего удивительного в том, что его аргументы в дальнейшем легли в основу «антидионисийской проповеди».
С другой стороны, многочисленные примеры средневековой, в том числе духовной, литературы показывают нам, что поклонение перед виноградным вином оставалось одной из излюбленнейших тем для мастеров словесности. Причем порой перед нами прямое подражание античным образцам. Вот что пишет Агафий Миринейский, византийский историк и поэт VI в.:
Средневековье также дает нам примеры поэзии, в которой вино и опьянение начинают пониматься как символы духовного преображения. В своем стихотворном толковании на «Песнь песней» Михаил Пселл, богослов и историк XI в., говорит:
Известный нам образ Божественного Кравчего и вина как субстанции духовной любви Создателя ко всему сотворенному Им, так хорошо известный из суфийской поэзии (Омар Хайям, Джелал ад-Дин Руми), формировался уже в рамках византийской духовной литературы.
Это был другой Бахус, лишь внешне похожий на античного, но достаточно часто их путали друг с другом. Немудрено, что многие авторы раннехристианской эпохи говорили о Дионисе и Христе как бы через запятую. Так, Нонн Панополитанский, помимо поэмы «Деяния Диониса», оставил потомкам поэтический пересказ «Евангелия от Иоанна», известный, как «Деяния Иисуса». Вот что там говорится о браке в Кане Галилейской:
«Владыка» «Деяний Иисуса» напоминает Диониса из другой поэмы Нонна. Христос здесь похож на «алхимического Диониса», и чудо его той же природы, что и превращение виноградного сока в хмельную жидкость.
Дабы сравнить двух Бахусов египтянина Нонна, приведем его восхваление вину, которое здесь выступает соперником меда – и побеждает его в честном поединке.