Книга Вина

Приводимый ниже фрагмент о том, «Каков бог у иудеев» играет в книге Плутарха особую роль. Вместо ожидаемых нами рассуждений о Яхве, автор устами Мерагена начинает уверять читателя, что, в сущности, иудеи поклоняются тому же Дионису – как и эллины. Вообще, тема иудейских обычаев и иудейской религии несла на себе в те времена особенный отпечаток. После Иудейской войны (66–70 гг. н. э.), кровавого иудейского восстания в 116–17 гг. иудеи оказываются в состоянии париев, а их верования однозначно трактуются в качестве «грубого, хотя и древнего, суеверия». При этом все языческие авторы упирают на закрытость еврейских обрядов, на их нарочитую герметичность. Включение в респектабельные «Беседы» иудейской темы выглядит либо откровенным хулиганством, либо попыткой доказать, что дионисийская культура на самом деле присуща всем народам.

Представление о том, что за основными религиозными культами стоит откровение одного и того же божества, в поздней античности было широко распространено. Пользовался известностью ответ оракула Аполлона Кларосского на вопрос о том, кого следует понимать под богом Иао (часто встречавшееся как в иудейской, так и в неиудейской среде обозначение Яхве). Оракул утверждал, что наивысшее божество зимой является Аидом, ранней весной – Зевсом, летом – Гелиосом, осенью – «благим Иао». Корнелий Лабеон, позднеантичный комментатор, утверждал, что оракул подсказывает нам тождество Иао с Отцом Либером (т. е. Дионисом), который есть единство всех времен года.

Таким образом, интеллектуал-язычник той эпохи вполне способен был вообразить тождество иудейского бога с Дионисом. Те иудейские обряды, которые изображает Плутарх, связаны и с празднованием дня субботы, и с древним праздником Кущей – осенним земледельческим торжеством, посвященным урожаю. На седьмой день верующие приходили, держа в руках пальмовые ветви, и это могло вызвать у эллинов ассоциацию с дионисийским тирсом – жезлом, украшенным плющом.

Неожиданное «вторжение» иудейской тематики в «Застольные беседы» показывает, что предметом для ученой беседы мог быть практически любой феномен культуры и быта. «Втянутый» в пространство симпосиона, он превращался в предмет интеллектуальной игры и теоретического наслаждения, которое так ценил любознательный греческий разум.

* * *

Книга четвертая

Вопрос VI

Каков бог у иудеев

Участники беседы:

Симмах, Мераген и другие

1. Последнее из сказанного Ламприем очень удивило Симмаха, и он сказал: «Как, Ламприй, нашего отечественного бога, „Эвгия, жен вдохновителя, честными цветущего безумствами Диониса“ ты приравниваешь к еврейским изуверам? Разве действительно есть какое-то основание отождествлять оба верования?» Тут вмешался Мераген: «Оставь Ламприя, я, как афинянин, могу тебе ответить. Утверждаю, что это один и тот же бог, и большую часть подтверждающих это свидетельств могут привести посвященные в справляемые у нас трехгодичные таинства; то, о чем позволительно рассказать добрым друзьям, и к тому же за вином и среди друзей даров Диониса, я готов сообщить, если это угодно присутствующим».