Книга воспоминаний (Часть 1)

Уедешь дальше - тише будешь:

Таков закон, таков закон.

Работы было очень много.

Окончен труд, и дни легки.

Идет железная дорога

В Ессентуки, в Ессентуки.

Толпа. Привет в цекистском стиле.

Вокзал, вагон, и дым, и пар.

На отдых едет Джугашвили.

Кончал базар, кончал базар.

Песня, в некотором роде, пророческая. В 1928-1929 еще не так много оппозиционеров остужали свой пыл в снегах Сибири, и еще не было совершено убийство Троцкого. Но ссылки, как я уже об этом писал, конечно, практиковались. По Москве, Ленинграду и другим городам широко гулял приписываемый Радеку анекдот:

"С товарищем Сталиным трудно спорить. Ты ему - цитату, а он тебе ссылку".

На массовые аресты оппозиционный поэт откликнулся текстом на мотив известной песенки Вертинского:

В последний раз я видел вас так близко.

К Лубянке черный вас умчал авто.

А рядом с вами - "спутник коммуниста"

С ротатором, завернутым в пальто.

Где вы теперь? Зачем неосторожно

Лукавый бес в засаду вас занес,

Чтобы теперь, в соседстве с мелким вором,

В тюрьме решать тактический вопрос?

Эта песня для современного читателя нуждается в некоторых разъяснениях. "Спутником коммуниста" называли тогда шпика или охранника, по нынешнему "вертухая". Арестованных оппозиционеров в те либеральные времена еще возили в легковых машинах. А заключение политических в одну камеру с ворами еще вызывало возмущение общественности.

Были и более боевые песни, в которых слышалась трезвая оценка положения оппозиции. Приведу две такие песни, одну на мотив "Молодой гвардии", другую - на мотив "Замучен тяжелой неволей".

Для ленинцев настали тяжелые деньки.

Нам надо быть из стали, друзья-большевики.

Наш строй в невзгодах поредел,

Тюрьма и ссылки наш удел.

В бой, ленинская гвардия рабочих и крестьян!

Товарищи, старые песни по-новому могут звучать.

В Бутырках и темных, и тесных они раздаются опять.

Не встанет наш вождь из гробницы, не встанет

Наш вождь мировой.

Ему наша доля не снится,

Не слышит он правды живой.

Товарищ и друг его верный

Не двинет нас в битву с врагом,

Томится он в городе Верном,

Прижатый к стене сапогом.

Во второй песне звучит горечь, что дело революции предано, и шансов на скорую победу нет.

Политических анекдотов в те времена ходило очень много. Большинство их приписывалось Радеку, некоторые - Раковскому и Мануильскому. Помнится, иные из анекдотов Радека родились буквально на моих глазах. Так, во время дискуссий в Комакадемии, где докладчиком был Мартынов, а содокладчиком Радек, Мартынов попросил воды. Радек, сидевший рядом с трибуной, налил стакан воды и подал ему, Мартынову, со словами:

- Пожалуйста! Одним стаканом воды больше - какая разница!

Раздались смех и аплодисменты. Правда, и Мартынов не растерялся и ответил:

- Давайте, давайте - я вас в этом стакане и утоплю.

Однако его ответ никаких восторгов не вызвал.

В тот день, когда "Правда" напечатала подвал М.Н.Покровского, направленный против оппозиции, я пришел в Кремль, на квартиру Радека. Хозяин проводил меня в столовую, куда в это время вошла из соседней комнаты собака - немецкая овчарка. При виде хозяина она завиляла хвостом, а Радек, погладив ее, сказал:

- Верти, верти хвостом - Покровским будешь...

Еще один анекдот, приписывавшийся Радеку:

Сталин вызывает к себе Радека:

- Слушай! Ты рассказываешь много анекдотов. Черт с тобой! Но ты, говорят, дошел до того, что стал рассказывать анекдоты обо мне. А я - вождь мирового пролетариата.

- Это - не мой анекдот, товарищ Сталин, - ответил Радек.

Вспоминается обмен репликами между К.Б.Радеком и Л.Д.Троцким 7 ноября 1927 года на квартире у И.Т.Смилги. После демонстрации, устроенной оппозиционерами, сюда пришли Л.Д.Троцкий, Х.Г.Раковский, К.Б.Радек и мы, молодежь. Решили отметить праздник. Ждали только ухода Троцкого, чтобы начать застолье (Троцкий сам не пил и другим не давал). А Троцкий все не уходит. Тогда Радек взял на себя инициативу.

- Лев Давидович, - сказал он, кивая на стол. - Говорят, Сталин обязывает своих единомышленников участвовать в коллективных выпивках с ним...

Троцкий понял намек.

- В таком случае, - сказал он, улыбаясь, - боюсь, что у меня не останется ни одного единомышленника...

И тут же собрался уходить.