Книга воздуха и теней

— Это совершенно другая ситуация. Ты получаешь выгоду благодаря своим знаниям, что вполне законно, и, прежде чем продать картину, ты становишься ее владельцем. Именно так, между прочим, Булстроуд поступил с тобой. Это подло, но совершенно законно. Ты же никогда не был владельцем книг, из которых извлекли рукопись. Глейзер — да, был и есть. И я посоветовала бы тебе связаться с ним прямо сейчас и рассказать обо всем.

— Ох, выметайся отсюда!

— Глупый мальчишка, приди в себя! Ты украл вещь стоимостью от пятидесяти до ста тысяч долларов. Через несколько минут сюда придет человек, который считает, что эта вещь является частью доверенного ему имущества. Что, по-твоему, он предпримет, как юрист, когда узнает, что на самом деле вещь принадлежит другому владельцу? И принадлежала ему еще тогда, когда ты продал рукопись профессору.

— Прислушайся к ее доводам, Алли, — твердо сказала Мэри Пег.

Крозетти гневно поднялся из-за стола и вышел. Отчасти он сумел убедить себя, что история с рукописью — нечто вроде шалости (ну, как сорвать со столба дорожный знак) и что он уже был достаточно наказан за эту шалость, когда Эндрю Булстроуд облапошил его. В моральном отношении, убеждал он себя, это чушь собачья. Однако сейчас, когда он говорил с двумя из трех женщин в мире, на кого ему больше всего хотелось произвести впечатление (третья, Ролли, находилась в самовольной отлучке), и они дружно соглашались, что он ничтожество и преступник, груз семейного неодобрения, даже завуалированный добротой, всей тяжестью обрушился на него. Он не герой, каким был отец, он ничего не достиг, как сестры; в особенности, он не закончил Принстон и Колумбийский университет, как Донна. Он сильно опьянел и подумал, что запросто может подняться к себе, взять пистолет и застрелиться, тем самым избавив всех от множества хлопот.

Но ничего такого он, конечно, не сделал, поскольку был приличным молодым человеком из прекрасной семьи, а не невротиком-художником, как иногда воображал (вот и сейчас; правда, очень ненадолго). Вместо этого он достал телефон и позвонил Глейзеру в Лос-Анджелес. Номер Сидни, конечно, был записан в памяти мобильного телефона, и Глейзер ответил после третьего гудка. Сидни, без сомнения, человек старомодный, но для сотовых телефонов он сделал исключение.

— Альберт! Что-то случилось?

— Нет, с магазином все прекрасно, мистер Глейзер. Тут кое-что другое происходит. Я сожалею, что побеспокоил вас, но мне нужен ответ прямо сейчас.

— Да?

— Ну… м-м-м… это долгая история. Вы можете говорить?

— Да. Я собирался спуститься вниз пообедать, но какое-то время у меня есть. Так в чем дело?

— Хорошо. Это имеет отношение к Черчиллю. К тому, что пострадал при пожаре, и вы просили Кэролайн уничтожить его, помните?

— О, да! И что с ним?

— Я хотел спросить о… ну… остатках. Я имею в виду распотрошенные книги…

Последовала пауза.

— Тебе звонили из страховой компании?

— Нет, это не имеет к ним никакого отношения.

— Потому что… ах… то, что они выплатили, очень далеко от того, что мы могли бы получить на аукционе, и… ах… послушай, Альберт, если они позвонят, если они когда-нибудь позвонят, пожалуйста, отошли их ко мне, понимаешь? Не обсуждай с ними, как уничтожались эти книги или что делала Кэролайн. Вообще не говори ничего. Я имею в виду гравюры и карты, а также корешки. Все это совершенно тривиальные проблемы, но ты же знаешь, как люди из страховой компании…

— Простите… корешки?

— Да. Кэролайн сказала, что у нее есть покупатель, интересующийся корешками, и спросила, можно ли ей снять их, удалить неприятный запах и продать. Я ответил, что она может распоряжаться книгами по своему усмотрению. В наших файлах сделка оформлена письменно. Но главное то, что…

— Простите, мистер Глейзер. Когда это произошло?

— Ох, прямо тогда же, на следующий день после пожара. Она поднялась ко мне и спросила, можно ли ей использовать… м-м-м… остатки, кожу и так далее. Ты же знаешь, что она переплетчик-любитель?

Мэри Пег позвала его:

— Альберт! Спускайся сюда, надо поговорить!

Крозетти прикрыл рукой микрофон и крикнул в ответ:

— Минуточку, ма! Я разговариваю с мистером Глейзером. — И продолжил, вернувшись к разговору: — Да, сэр, мне это известно. Значит, получается, вы продали ей книги?

— Ох, да, все, что осталось, за вычетом карт и гравюр. Насколько мне помнится, она уплатила тридцать долларов за том. Я не видел в этом особого греха. Кэролайн на протяжении нескольких лет делала свой маленький бизнес, приводя в порядок прекрасные переплеты бесценных книг и продавая их декораторам, а те, в свою очередь, продавали их всяким невеждам, чтобы прятали за ними бары со спиртным. Итак, о чем ты хотел спросить?