Книга воздуха и теней

Насчет религии, у него есть роль капеллана Марии по имени Дю Пре, который спорит о правильной христианской вере с сэром Эмиасом. Мне кажется, он побеждает в споре, но совсем немного. Он показывает их какими-то клоунами, один пуританин, другой папист, вроде бы спорят, но только в насмешку. Может, одного этого достаточно, чтобы повесить У. Ш. Сцена, где королева Мария идет на казнь, очень трогательная, задумана так, чтобы заставить зрителей забыть, что она была отвратительной убийцей и шлюхой. Не знаю, сумел ли я вам угодить, мой лорд, но мой рассказ ничто в сравнении, как если бы вы прочли все сами, поскольку нужны не мои мозги, чтобы судить о пьесах. Когда я сумею раздобыть ее и послать вам, вы решите сами, подходит она для ваших намерений или нет.

Остаюсь ваш верный слуга, желающий процветания и долгой жизни вашему милостивому лордству.

Лондон 28 октября 1611, Ричард Брейсгедл.

14

Расхаживать с оружием, решил Крозетти, значит чувствовать себя так, словно у тебя расстегнута ширинка — неловко и глупо. Он задавался вопросом, как отец выносил это столько лет, пока работал. Может быть, у копов все по-другому? Или у преступников. Придя на работу, Крозетти разрывался между желанием оставить пистолет в портфеле (а вдруг его кто-нибудь найдет и украдет!) и держать его на себе. Сначала он не вынимал оружие, но поймал себя на том, что взгляд его все время возвращается к портфелю. Промучившись около часа, он достал пистолет и сунул его за пояс, прикрыв полой джинсовой рубашки, которую надевал на рабочем месте.

Мистер Глейзер отправился в долгую поездку, связанную с покупкой товара, и у Крозетти особых дел не было. Он лишь подменял Памелу, принятую на работу вместо Кэролайн, во время ее перерывов. В этом магазине дорогих редких книг покупателей бывало не так уж много даже на Мэдисон-авеню, и Памела тратила большую часть своего времени на телефонные разговоры с непрерывно острившими приятелями — если судить по ее восторженному визгу, слышному даже в подвале. Вообще-то она хотела заняться издательским бизнесом, в чем призналась сама, хотя никто ее не спрашивал. Крозетти осознавал, что ведет себя с ней как последний хам, но ему никак не удавалось вызвать у себя хоть какой-то интерес к выпускнице средней школы, мечтающей об издательском деле.

Во время очередной «смены караула» она попросила его достать с верхней полки книгу. Он сделал это и услышал, как она испуганно вскрикнула. Когда он вручал ей книгу, она спросила, широко распахнув глаза:

— У вас за поясом пистолет? Я заметила его, когда вы потянулись вверх…

— Да. Это опасный бизнес, книги. Лишняя предосторожность не помешает. Есть люди, готовые на что угодно ради первого издания Бронте… буквально на что угодно.

— Нет, серьезно!

— Серьезно? Я обожаю тайны, в этом мне нет равных.

Не слишком-то убедительно. На мгновение мелькнула мысль завести обычный треп: сказать, что на нее приятно смотреть, что она ведет себя прямо как в фильме «Она ему навредила»,[72] спросить, видела ли она этот фильм, и так далее, и тому подобное. Но к чему эти хлопоты? Он пожал плечами, натянуто улыбнулся и пошел за прилавок.

После обеда она была настроена менее дружественно, чем раньше; кажется, она боялась его, и это вполне устраивало Крозетти. Оставшуюся часть дня он потратил на звонки знакомым, выясняя, где можно снять жилье, и с той же целью лазал в Интернете. После работы он отправился в самое приглянувшееся место — в лофт неподалеку от кораблестроительного завода в Бруклине. Там обитал его приятель из колледжа, звукооператор, со своей подругой-певицей. В списке жильцов было много свободных художников, и приятель сказал, что этому району Бруклина предопределено стать новым Уильямсбергом. В здании воняло, но все оно было залито бледно-золотистым светом, проникавшим сквозь огромные грязные окна, и мучительно напоминало жилище Кэролайн. Поскольку Крозетти был человек эмоциональный, этого хватило, чтобы заключить договор, и он спустился по расщепленным ступеням, став на восемьсот долларов беднее и договорившись о переезде после Дня благодарения.