Книга воздуха и теней

И так далее в том же духе. Должен признаться, я не вслушивался. Находиться рядом с Нико — как сидеть у журчащего ручья. Действует успокаивающе. Я думал о предстоящей встрече с русским, о своем провале сегодня днем, о том, где и когда произойдет мое следующее сексуальное приключение; но подо всем этим пульсировала мучительная рана, нанесенная Мирандой Келлог. Рассказ Нико подошел к концу. Он собрал пачки бумаг, аккуратно сложил и сказал, чтобы я забрал их с собой, потому что его мать говорит, что у него накопилось и без того слишком много распечаток, а генеалогия Брейсгедла его больше не интересует. С этими словами он отвернулся к экрану, натянул наушники и исчез из нашего мира. Я нашел большой конверт, набил его бумагами и ушел. Я не видел и не пытался найти Амалию, хотя чувствовал ее присутствие.

«Распутин» — небольшая сеть заведений быстрого питания, основанная двумя русскими иммигрантами; одна из бессчетных попыток изобрести замену пицце. Там подают разнообразные пироги, борщ, русские кондитерские изделия и крепкий чай в высоких стаканах. Оформление в духе расцвета Советского Союза: плакаты в стиле социалистического реализма, кафельный пол, официантки в крестьянских рубахах и юбках, испускающие пар самовары и атрибуты Красной армии. Меню написаны якобы кириллицей, с «R» задом наперед, и прочее в том же духе. Омар без пяти десять высадил меня у единственного подобного заведения на Манхэттене, на Лафайет-стрит; поставил «линкольн» на обочине и спрятался в нем — на случай, если наш гангстер попытается действовать грубо.

Внутри оказалось на диво приятно, воздух насыщен паром и запахами корицы и капусты. Я сел под портретом в резной раме (на нем был изображен безумный монах, давший имя заведению), спиной к стене, лицом к двери. Заказал чай и пару пирогов. Зал был заполнен наполовину — в основном местными жителями, которым надоели китайские, итальянские и прочие дорогие новомодные заведения. Сразу после десяти вошел человек и направился прямиком к моему столику. Я встал, мы обменялись рукопожатием. Он сел, с улыбкой оглядываясь по сторонам. Примерно моего возраста, с густыми волосами цвета «перец с солью», сильно выдающимся носом и умными, глубоко посаженными темными глазами. Одет в пальто с барашковым воротником и черный свитер с высоким воротом; на вид вполне светский человек.

Черт, какая разница, как он выглядел и во что одет? Я только что вернулся, обойдя свое хозяйство. Все утопает в тумане раннего утра. Тишина. Я проверил лодочный сарай, насосное отделение и гараж на два автомобиля, где находится взятый в аренду «кадиллак» — достаточно большой, чтобы вместить меня в качестве водителя. Понятно, почему эти чудища так популярны у грузных американцев. Рядом с моим автомобилем стоит «харлей-дэвидсон» Микки, купленный им вскоре после того, как я обзавелся мотоциклом; полагаю, он сделал это исключительно ради того, чтобы показать мне, что он тоже крутой парень, хотя я-то купил мотоцикл, поскольку не мог позволить себе автомобиль. Маленький завтрак, и вот я снова за клавиатурой.

Видимо, я вопросительно оглянулся по сторонам, потому что Шванов заметил это и спросил:

— Вы еще кого-нибудь ожидаете?

Я ответил, что всегда воображал, будто русских гангстеров сопровождает эскорт. Он рассмеялся, продемонстрировав зубы — весьма дорогие.

— Да, шесть бритоголовых в черной коже и две украинские шлюхи. Хотите? Могу позвать.

По-английски он говорил почти без акцента, только часто допускал ошибки в артиклях и путал местоимения, что характерно для людей, в чьем родном языке изменяются окончания слов. Он явно хотел поболтать, словно мы старые друзья, встретившиеся после недолгой разлуки. Я пошел ему навстречу, и мы поговорили о моей сестре, о ее легендарной карьере, о «Распутине». Он сказал, что был одним из первых инвесторов этого заведения, а я пошутил, что он делает предложения, от которых невозможно отказаться.

На этом месте его улыбка стала чуть напряженнее, и он сказал:

— Мистер Мишкин, я не знаю, что вы обо мне думаете, поэтому позвольте объяснить вам, чтобы между нами не возникло недопонимания. Я бизнесмен. В прежние времена я, как и все, работал на советское правительство, но вот уже пятнадцать лет как я бизнесмен. У меня есть интересы в России, на Украине, в Казахстане, в Израиле — и здесь. Какого рода у меня бизнес, желаете вы знать. Прежде всего, я инвестор. У кого-то есть идея, у меня есть деньги и связи. Связи очень важны в русском сообществе, потому что именно таким образом мы учились делать дела в прежние времена. Доверие, вы понимаете? Потому что у нас нет того, что вы называете деловыми стандартами, нет судебной системы и так далее. За то, что я вкладываю деньги, я получаю часть бизнеса, в точности как Нью-Йоркская биржа.

— Вы ростовщик.

— И корпорация «Ситигруп»[71] ростовщик, и банкир Морган ростовщик — что, по-вашему, у них нет своего интереса? Я даю кредиты, как, к примеру, дал их этому заведению. Никто другой не даст им денег, вот они и идут к Шванову, а за это я становлюсь совладельцем, и все счастливы.