Книга воздуха и теней

На следующее утро, пораньше, мы подобрали Крозетти у его лачуги, прихватив с собой копии шифрованных писем, просто на всякий случай. Он сказал, что оригиналы у надежного парня из нью-йоркской полиции, за бронзовыми дверями, — разумная мера. С остальными встретились в Тетерборо. Вышла неприятность с каким-то мелким придурком, без конца оравшим ругательства в телефон, я завелся. Все пассажиры в зале ожидания смотрели на меня одобрительно, но Амалия со страхом. Что? — рявкнул я. Мы перекинулись парой слов. В самолете обычное приятное обслуживание, и — мне, как всегда, везет — стюардесса Карен «Длинные Ножки» Макаллистер. Мы с ней, учитывая обстоятельства, были холодны, как мороженое, хотя во время предыдущих полетов несколько раз побывали на седьмом небе. Амалия, естественно, это унюхала. Каким образом? Может, я оставляю след на женщинах? Или лицо выдает меня, а я и не догадываюсь? Как бы то ни было, последовал сеанс плача, молчаливого плача. Хуже того — она игнорировала меня. Я не мог этого выносить, ушел на корму, вышвырнул Крозетти из его кресла и разговорился с Полом.

Помню, я жаловался на жену, нагоняя уныние, но он выслушал меня. Потом каким-то образом мы перекинулись на папу и мутти — кого из нас они любили больше; обычная тема в тех немногих случаях, когда мы разговариваем о нашем общем прошлом. И мы с удовольствием вспомнили инцидент, когда Пол, в возрасте лет семи, разбил драгоценную мейсенскую статуэтку и мутти гонялась за ним с щеткой для волос, обычным инструментом нашего воспитания. Между прочим, то была не какая-нибудь нынешняя дешевая пластиковая модель, купленная в аптеке, а твердый кусок немецкого клена из Шварцвальда со свиной щетиной — оружие, вполне пригодное для захвата Иерусалима сарацинами. В тот раз Пол попытался увильнуть от наказания, бегая вокруг овального обеденного стола и истерически вскрикивая. Мутти носилась за ним, извергая угрозы по-немецки, а мы, малыши, наблюдали за этой сценой как зачарованные. Сполна насладившись теплотой этого воспоминания, я заметил, что меня, в отличие от него и Мириам, щетка для волос никогда не касалась, поскольку я был хорошим сыном. Пол бросил на меня странный взгляд и сказал:

— Ну да, она била тебя рукой. В спальне.

— О чем ты толкуешь? Она никогда не прикасалась ко мне.

— Ты что, в самом деле не помнишь? Почти всякий раз, когда папа устраивал скандал, она затевала ссору с тобой, уводила в спальню, клала к себе на колени и била рукой по голой заднице, а ты вопил, словно заблудшая душа. Потом она укладывала тебя в постель, баюкала и бормотала всякие нежности, пока ты не умолкал. Мы с Мири подглядывали в замочную скважину. Обычно она называла тебя meine kleine Yidsehen.[84]

— Вот дерьмо! Ты это выдумал.

Он пожал плечами.

— Не веришь, спроси Мири. Мы и тогда чувствовали, что здесь есть что-то противоестественное, даже учитывая ненормальную обстановку нашего дома.

— По-твоему, я вытесняю это унизительное воспоминание? Господи, вот банальщина! И в этом объяснение моих нынешних проблем на любовном и семейном фронте?

— Нет, объяснение в том, что Господь дал тебе свободу воли, и ты решил использовать ее во грех, а не отказаться от своей непомерной гордыни и подчиниться Ему. Раз уж ты спрашиваешь.

Или что-то в этом роде. Такие проповеди всегда пролетают мимо моих ушей. Еще один интересный момент в нашем разговоре возник, когда позже я задумчиво спросил Пола: как получилось, что наши родители вообще связались друг с другом, с самого начала? Он снова бросил на меня странный взгляд.

— Ты действительно не знаешь?

— Страсть военного времени, всегда думал я. Хотя они никогда не рассказывали о своих чувствах.

— Брось шутить. Тебе никогда не казалось странным, что нацистская принцесса выбрала себе в мужья еврея? Самого еврейского еврея, если можно так выразиться.

— Таинство экзогамии?[85]

— Нет, просто она была хорошей нацисткой.

Видимо, на моем лице проступило недоумение, потому что он добавил:

— Послушай, немцы всерьез относились к идее господствующей расы. Herrenvolk[86] имеют право завоевать мир, потому что они сильны, да? И кто их главный соперник за мировое господство?

— Русские?

— Нет, русские — быдло. Евреи — вот единственные противники. Они контролируют Россию, они контролируют и западный мир, включая Соединенные Штаты. Война была борьбой против евреев. И евреи победили.

— Что? Евреев уничтожили.

— Нет, они победили. Потеряли шесть миллионов, конечно, но вернулись в Иерусалим. Немцы потеряли семь миллионов. Армии, втоптавшие Германию в грязь, тайно управлялись махинациями еврейской расы. Она никогда тебе этого не говорила?

— Никогда.

— Повезло мне, значит. Отсюда следует, что раз евреи победили, то они высшая раса, простите нас за лагеря смерти. А из этого следует, что арийской девушке надлежит предоставить свое лоно для следующего поколения высшей расы. Все в высшей степени разумно — для тех, у кого сдвиг по фазе.