Книга времени перемен

Отдельный недосамогон может обнаружить самогон, и у него сложится его индивидуальное восприятие самогона. Недосамогон с таким индивидуальным восприятием может попытаться создать для других недосамогонов представление о самогоне, воспользовавшись их представлениями о чём-то другом, уже им известном. От ознакомления с этим представлением у других недосамогонов возникает их индивидуальное восприятие полученного представления о самогоне. Итак, восприятие представления о самогоне. Вместо самого самогона. Так и живём. И представление, которое вы сейчас читаете, в этом смысле ничем не лучше любого другого. Мы ведь помним, что предупреждение насчёт абсолютно бессмысленной ерунды было сделано уже в подзаголовке этой сказки.

При постижении самогона всем недосамогонам нужно прежде всего помнить про это самое «недо». Как бы банально это ни звучало.

И снова Уильям Оккам, без всякой бритвы

Ради Уильяма Оккама в этой маленькой главе будем называть недосамогонов человеками.

Человек взаимодействует с окружающими вещами через свое индивидуальное восприятие этих вещей. Человек строит свое восприятие вещей из представлений о них, усваиваемых им от других людей. Представления о вещах, доступные к передаче между разными людьми, принято называть терминами или словами естественных человеческих языков.

Уильям Оккам в своём учении о нотациях и денотатах объясняет, что:

– сама вещь,

– индивидуальное восприятие каждым человеком непосредственно этой вещи,

– представление об этой вещи, доступное к передаче между разными людьми с помощью термина, означающего эту вещь,

– восприятие представления об этой вещи, возникающее в ходе вербального общения между людьми,

– сам термин, означающий эту вещь,

– а также всё бесконечное множество комбинаций термина, представления и восприятия, спонтанно возникающих в ходе непосредственного взаимодействия с вещами и вербального обсуждения этого взаимодействия, —

это совершенно разные вещи, называемые одним термином. То есть использование каждого термина может потребовать и, как правило, требует дополнительных усилий по определению контекста употребления этого термина. В разных естественных языках эта задача определения контекста решается по-разному, что и объясняет широко известное наблюдение о том, что разные естественные языки по-разному настраивают человеческое мышление.

Если бы работы Уильяма Оккама могли опереться на современную теорию передачи сигнала, он бы говорил о том, что каждый используемый в объяснении термин добавляет шум к передаваемому сигналу, и уровень этого шума необходимо снижать, используя минимально необходимый набор терминов. Так обосновывается принцип терминологической скупости. Снова проглянула проблема скудности набора уже известного для построения объяснения, но Уильям Оккам как-то справился даже с таким набором своего давнего времени. Справился, впрочем, не очень, иначе эта глава была бы совсем другой. Или наоборот, он справился прекрасно, просто ему несколько столетий подряд не везло с читателями. Абсолютная бессмысленность всей этой ерунды дает поистине чудесную свободу в выборе интерпретаций, которые многочисленны до бесконечности и одновременно верны и ложны во всех комбинациях, которые только можно помыслить. Извлечение полезного смысла из теории никогда не было простой задачей.

Rosa est Rosa est Rosa est Rosa. «Роза есть роза» есть «Роза есть роза». Кавычки в русской версии немного объясняют глубину той простой фразы, которой увлёкся Уильям Оккам. Видимо, такое случается не только с математиками.

Никакой «бритвы Оккама» нет

Принцип терминологической скупости Уильяма Оккама, обоснованный его же учением о нотациях и денотатах, есть. А бритвы нет.

Уильям Оккам родился в одна тысяча двести восемьдесят пятом году. Трактат «Summa logicae», содержание которого примерно пересказано в предыдущей главе, был написан им в тысяча триста двадцать третьем. Несколькими годами позже он занялся политической деятельностью, и ему стало не до общих размышлений о природе человеческого знания и восприятия: поиски самогона там, где его нет и быть не может, тогда вошли в крайне увлекательную фазу, весело было всем. Умер Уильям Оккам в тысяча триста сорок седьмом году. Скоро мы поймём, зачем жизнеописание именно этого мыслителя отягощается непривычными подробностями.

В тысяча шестьсот тридцать девятом некий Джон Панч в своих комментариях (sic!) к работам Дунса Скота пишет, что «Non sunt multiplicanda entia sine necessitate» – сущности не умножаются без необходимости. Почему-то это считается классической формулировкой почему-то принципа почему-то бритвы и, что самое обидное, почему-то Оккама.

В тысяча шестьсот сорок девятом некий Либерт Фромонд в работе «Philosophia Christiana de Anima» начинает рассуждать о какой-то «novacula occami». Это как-то связано с тем, что сущности, не умножающиеся без необходимости, как-то связаны с бритвой и с Оккамом?