«Книга Всезнания» (СИ)

Гокудера перевел послание, и охранники переглянулись. Один из них всё-таки зевнул, а второй хмыкнул и достал из внутреннего кармана пиджака рацию. Механическое жужжание, шум нестабильного эфира, и наконец из динамика донесся ответ кого-то, явно находившегося в здании. Начался диалог, охранник что-то переспрашивал, уточнял, задавал парням вопросы из разряда «по какому вопросу» и «откуда вы узнали о господине Хоффмане», однако Тсуна выкручивался, давая намеки на то, что пришел по поводу создавшегося в мире мафии положения, но через охрану говорить не может. Наконец, минут через двадцать, когда мафиози готовы уже были от раздражения вырубить охрану и прорваться в здание силой, из динамика послышался приказ проводить посетителей в переговорную, и рация замолчала. Наступившая тишина больно резанула по сознанию никак не ожидавших такого исхода подростков, а охранник махнул им рукой и беспечно двинулся в подъезд, повернувшись спиной к посетителям, которые могли быть и диверсантами. И Тсуна, интуиция которого буквально взорвалась криками о том, что что-то не так, наконец подумал: «Почему всё так легко? И почему всё так неправильно? Это что, ловушка?..»

Эмоции мешают думать. А начав действовать не подумав, слишком сложно остановиться. И потому, несмотря на закравшиеся подозрения, Тсуна продолжал следовать за охранником, всё так же, по инерции, не думая о том, что ждет впереди. Ведь эмоции, начиная от злости из-за нападения на отца и заканчивая абсолютным недоумением из-за творившегося вокруг, всё еще застилали разум черной пеленой, мешавшей смотреть на мир трезво.

Подъезд был грязный, замусоренный и абсолютно не обжитой, а войдя в одну из квартир, Тсуна подумал, что царившая здесь разруха просто невероятна: некоторых стен не было вовсе, и комнаты были объединены, пол, лишившийся напольного покрытия, демонстрировал гостям бетон и грязь, висевшая на шнуре, лишенная плафона одинокая лампочка в центре одной из комнат, являлась единственным источником света, за исключением лишенных стекол окон. И только стоявшая в центре помещения, под той самой лампочкой, мягкая мебель давала понять, что помещение не заброшено. Два бежевых замшевых дивана, явно новых, стояли углом, касаясь друг друга подлокотниками, журнальный стол из темного дерева, достаточно высокий и широкий, застыл перед ними, а за ним, напротив диванов, расположилось уютное мягкое кресло, входившее в один с диванами гарнитур. И в этом кресле гостей ждал хозяин разрухи. Клаус Хоффман.

Короткие светлые волосы, идеально уложенные, демонстрировали педантизм немца и его приверженность к классике: стрижка была выполнена в лучших традициях немецкой моды середины двадцатого века. Темно-серый однобортный классический костюм-тройка, застегнутый на все пуговицы и дополненный шелковым шейным платком цвета мокрого асфальта говорил о том же. Довольно резкие, но приятные черты лица, хищный орлиный нос, цепкий взгляд пронзительно-серых, как зимнее небо, глаз, доброжелательная улыбка на тонких губах и аристократически-длинные пальцы с ухоженными ногтями, не знавшие, что такое мозоли, а также идеальная осанка худощавого, но явно спортивного мужчины выдавали в нем абсолютнейшего аристократа. Тсуна уже видел подобную стать — у Вольфрама Фукса. Разве что изящество движений духа было абсолютно естественным, словно без этой стати не было и его самого, а вот Хоффман явно кичился своим аристократизмом, и это довольно сильно било по глазам.

— День добрый, — поднявшись с кресла, поприветствовал гостей немец на несколько резковатом, исковерканном акцентом, но всё же довольно неплохом японском. — Клаус Хоффман к вашим услугам. Прошу, присаживайтесь.

Парни переглянулись, а немец опустился обратно в кресло, сложил кончики пальцев и, всё так же благожелательно улыбаясь, уточнил:

— Чем могу служить будущему лидеру Вонголы? И что же вы не присаживаетесь? «В ногах правды нет».

Вновь переглянувшись, Хранители нахмурились. Этот прожженный жизнью делец явно выяснил о них абсолютно всё, пока охрана засыпала их бесполезными вопросами. Их просто задерживали. И сейчас это стало очевидно. Тсуна понял, что начал играть по правилам Хоффмана, как только ступил на его территорию. Но сейчас было поздно начинать игру заново — можно было лишь попытаться обернуть ее в свою пользу.

— Я пришел не как представитель Вонголы, — ответил Тсуна и всё же сел на один из диванов. А вот его друзья остались стоять, причем Хаято встал рядом с боссом, у подлокотника дивана, а Ямамото занял позицию за его спиной и не спускал глаз с двери, находившейся прямо за диванами. Еще одна дверь находилась за спиной Хоффмана, но наблюдение за ней мечник предоставил Гокудере.

— Тогда что же могло привести в мое временное пристанище простого японского школьника? — рассмеялся немец, но веселья в его смехе не было. Он даже не попытался скрыть фальшь, сквозившую в нем.

— Война в мире мафии, — начал было Тсуна, но его перебили: