Книга X. 1725-1740

Двоих русских фельдмаршалов нет более — один в могиле, другой в крепости. У русских нет вождя, говорит умный француз, и потому недовольствие их неопасно. Сила немцев упрочена, потому что у них есть вожди — Остерман. Миних. Как же это случилось, что русские очутились без вождей, куда исчезли люди, которых оставил России Петр Великий? Много важных задач завещал решить русским людям преобразователь, для чего так старался возбудить их духовные силы, приучить к самодеятельности, к действию сообща; но самая важная задача состояла в том, чтоб выйти невредимо из страшной опасности, необходимо связанной с преобразованием: выучиться всему нужному у чужих, не давши учителям значения больше, чем сколько им следовало, сохранить свое национальное достоинство, удержав за своею национальностию господство. Мы видели, как Петр заботливо охранял достоинство русской национальности, как высоко держал ее знамя, как, привлекая отовсюду полезных иностранцев, не давал им первых мест, которые принадлежали русским. Петр оставил судьбу России в русских руках. Чтоб такой порядок вещей продолжался, нельзя было ограничиться одним физическим исключением иностранцев; для этого нужно было поступать так, как учил Петр Великий: не складывать рук, не засыпать, постоянно упражнять свои силы, сохранять старых людей способных и продолжать непрестанную гоньбу за новыми способностями. Появление Остермана между членами Верховного тайного совета показывало, что русские люди, стоявшие наверху, не могли преодолеть искушения сложить тяжелый труд изучения подробностей на даровитого и приготовленного иностранца. Это бы еще не беда: для такого человека, как Остерман, можно было сделать исключение и из правила Петра Великого. Но что всего хуже, русские люди, оставленные Петром наверху, начинают усобицу, начинают истреблять друг друга. Двое людей, которые при соединении своих сил были так могущественны, что дали престол Екатерине, начинают усобицу, и Меншиков засылает Толстова в Соловки; чрез несколько месяцев сам Меншиков очутился в ссылке; по смерти Петра II дворянство и генералитет, раздраженные олигархическими стремлениями верховников, выдают их новому правительству, и в два года не досчитываются двоих даровитых деятелей — князей Василия Владимировича и Василия Лукича Долгоруких; смерть поражает фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына, и чрез это отнимается значение у брата его, князя Дмитрия. Апраксин умер еще при Петре II, Головкин одряхлел, да и никогда не отличался энергиею; из знаменитостей Петровского времени остался один Ягужинский, по один в поле не воин. Ряды разредели; на Салтыковых и Черкасских не было благословения Петра Великого, и на праздные места выступают таланты, завещанные также преобразователем, но иностранцы — Остерман и Миних. Можно было помириться с возвышением этих иностранцев, очень даровитых и усыновивших себя России, неразрывно соединивших свою славу с ее славою, благоговейно чтивших память великого человека, давшего их России; но нельзя было помириться с теми условиями, которые их подняли и упрочили их значение: перед ними стоял фаворит обер-камергер граф Бирон, служивший связью между иностранцами и верховною властию. Бирон и Левенвольды, по личным своим средствам вовсе не достойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны. Бирон, красивый и привлекательный в своем обращении господин, нравившийся не одним женщинам, но и мужчинам своею любезностию, не был развращенным чудовищем, любившим зло для зла; но достаточно было того, что он был чужой для России, был человек, не умерявший своих корыстных стремлений другими, высшими; он хотел воспользоваться своим случаем, своим временем, фавором, чтоб пожить хорошо на счет России; ему нужны были деньги, а до того, как они собирались, ему не было никакого дела; с другой стороны, он видел, что его не любят, что его считают не достойным того значения, какое он получил, и но инстинкту самосохранения, не разбирая средств, преследовал людей, которых считал опасными для себя и для того правительства, которым он держался. Этих стремлении было достаточно для произведений бироновщины .