То, как он себя держал, внушало невольное уважение, и, непонятно почему, я решил рассказать ему всю правду – мне надоело выдумывать несуществующие книги о биографиях знаменитостей и о расследовании нераскрытых убийств. Нет, мой новый знакомый, который сразу же согласился на встречу и без утайки поведал мне историю своей жизни, был достоин откровенности.
Я рассказал ему, что Ричард Флинн написал книгу, отправил заявку в литературное агентство, но саму рукопись отыскать не удалось. По заказу агентства я начал расследование, точнее, попытку восстановить ход событий, опросил массу людей, но ничего конкретного так и не выяснил.
– Я зашел в полицейский архив и снял копии с материалов дела, – объяснил Фримен, кивнув на пухлый коричневый конверт. – Переводить документы в электронный формат стали только в начале девяностых, поэтому пришлось копаться в коробках. Хорошо, что материалы без грифа «секретно». Возьми, почитаешь, – предложил он.
Я сунул конверт в портфель, а Фримен тем временем рассказал все, что помнил о ходе расследования: как вместе с криминалистами прибыл на место преступления, как убийство освещала пресса и как, ввиду отсутствия улик, было трудно сформировать рабочую версию.
– В деле было очень много непонятного, – объяснил Фримен. – Профессор ни в чем не был замешан, наркотиков не употреблял, с криминальным элементом не знался, проституток не посещал. Он ни с кем не ссорился, жил в благополучном районе, соседи были людьми респектабельными – научными работниками и преуспевающими бизнесменами. И вдруг как гром среди ясного неба: кошмарное убийство, знаменитый профессор избит до смерти у себя дома. Из ценностей ничего не пропало – ни денег, ни украшений, – хотя видно было, что дом обыскивали, опустошили ящики письменного стола и шкафов, разбросали документы по полу. Мы сняли отпечатки пальцев, но они принадлежали только парню, который работал в профессорской библиотеке, и домашнему мастеру, который за особняком присматривал.
– А разбросанные документы к делу приобщили? – спросил я.
– Ну, таких подробностей я уже не помню. Там в материалах дела все написано. Да, в доме сейф обнаружили, только кода никто не знал, пришлось мастера вызывать, чтобы вскрыл. В сейфе были наличные, какие-то официальные бумаги, фотографии. К делу ничего отношения не имело.
– Профессор тогда закончил писать книгу, но рукопись пропала.
– С его имуществом сестра разбиралась, когда из Европы прилетела. Я ее хорошо помню – вся такая как кинозвезда, в мехах и драгоценностях, и говорила с иностранным акцентом. В общем, фифа. Мы стали ее расспрашивать, а она объяснила, что с братом редко общалась и о его жизни ничего не знает.
– Ее зовут Инга Росси, – сказал я. – Она уже давно в Италии живет.
– А, ну вот, значит… Наверное, у нее рукопись и осталась, или еще кто-нибудь ее забрал. Спустя несколько дней мы все свое хозяйство оттуда увезли. Сестра ни о каких пропажах не упоминала, но она вряд ли знала, что там у профессора было, они ведь лет двадцать не виделись. И вообще, она домой торопилась, сразу после похорон уехала.
– У вас был подозреваемый, Мартин Лютер Кеннет, его потом за убийство пожилой супружеской четы осудили.
– Ага, было такое. Истоны. Жуткое дело. Кеннету пожизненное дали, он до сих пор в Райкерсе. Но в убийстве профессора его не обвиняли.
– А правда, что он какое-то время считался главным подозреваемым в деле об убийстве Видера?
Фримен пожал плечами:
– Ну, всякое бывает. Видер был знаменитостью, в прессе поднялся шум, о деле все газеты писали, так что от нас требовали как можно быстрее найти убийцу. Полиция округа Мерсер подключилась, прокурор направил к нам Айвена Фрэнсиса, детектива из окружного убойного отдела, – неприятный такой тип, карьерист, с большими связями. Для него местные копы были мелкой сошкой, они с прокурором всем заправляли. Я тогда считал, да и сейчас так думаю, что Кеннет никого не убивал – ни Истонов, ни Видера. Прокурор пытался парня в убийстве профессора обвинить, поэтому остальные версии рассматривать не стал. Ну, все понимали, что это полная дурь. Кеннет умом не блистал, но только полный кретин понесет в ломбард цацки, украденные в нескольких кварталах оттуда, вместо того чтобы сбыть их с рук в Нью-Йорке или в Филадельфии. А парень наркотой приторговывал, по мелочи, и серьезных приводов у него не было. Вдобавок у него было четкое алиби, так что профессора он по-любому убить не мог.
– А в газетах писали, что…
– Вот я точно помню, что он в зале игровых автоматов сидел. Тогда еще камер видеонаблюдения повсюду не было, но три свидетеля с самого начала подтвердили, что во время убийства он там находился. А потом Айвен Фрэнсис с ними побеседовал, и они показания быстренько изменили. Ну и общественный защитник Кеннету достался никудышный – дурак дураком, никому слова поперек не скажет. Сам понимаешь, чем все это закончилось…
– Значит, с Ричарда Флинна подозрения почти сразу сняли?