Особой надежды у меня не было, но спустя два дня я получил мейл от редактора.
Выяснилось, что заявка Видера поступила в издательство в июле 1987 года, вместе с первой главой рукописи. В заявке упоминалось также, что книга полностью завершена. В августе издательство отправило Видеру договор для подписания, в котором устанавливался срок начала работы с редактором – ноябрь 1987 года. В ноябре профессор попросил перенести эту дату на январь – якобы для того, чтобы за рождественские праздники внести в рукопись некоторые изменения. Просьбу Видера удовлетворили, но затем случилась трагедия. Полный текст рукописи издательство так и не получило.
В приложении к мейлу оказалась копия заявки – отсканированный машинописный документ, почти пятьдесят страниц. Я его распечатал, глядя, как из принтера один за другим выползают листы, мельком просмотрел, сколол скрепкой и отложил на письменный стол.
В тот вечер я решил подвести предварительные итоги моего расследования и понять, куда оно движется.
Спустя полчаса, рассматривая сложную диаграмму, я пришел к выводу, что совершенно потерял путеводную нить в этом лабиринте. Вместо того чтобы отыскать рукопись Ричарда Флинна, я собрал массу информации о людях и событиях, которая отказывалась складываться в единую картину. Я как будто бродил в темноте по чердаку, натыкаясь на всякую рухлядь и не понимая назначения незнакомых вещей. Ни смысла событий, ни их важности уяснить я не мог.
Обрывочные, противоречивые сведения представлялись мне бесформенной лавиной, я не понимал ни истинного смысла происходящего, ни поступков всех этих людей. Поначалу объектом моего расследования был Ричард Флинн, автор рукописи, но по ходу дела он отошел на задний план, и теперь центральное место в моих поисках заняла величественная фигура Джозефа Видера. Знаменитый профессор в смерти, как и при жизни, оттеснил беднягу Флинна в тень, превратив его в неприметного статиста.
Вдобавок я не видел связи между Лорой Бейнс, выведенной в рукописи Флинна, и Лорой Вестлейк, профессором медицинского центра Колумбийского университета. Эти два образа – воображаемый и реальный – так разительно отличались друг от друга, что совместить их не представлялось возможным.
Я попытался сравнить Ричарда Флинна, изображенного в рукописи, – студента Принстонского университета, жизнелюбивого, полного радужных надежд, мечтающего стать писателем, опубликовавшего несколько рассказов, – и мрачного нелюдима, ведущего скромное существование в маленькой квартирке, бок о бок с Данной Ольсен. Неужели он потратил последние месяцы своей жизни на создание рукописи только для того, чтобы унести ее секрет в могилу?
А ведь был еще и Джозеф Видер – то ли гений, то ли самозванец и шарлатан, тоже нелюдимый одиночка, запертый в холодном особняке, преследуемый непонятными угрызениями совести. По странному совпадению его рукопись, как и рукопись Ричарда Флинна почти тридцать лет спустя, бесследно пропала. Я искал одну пропавшую книгу, но узнал лишь, что пропала еще и вторая.
Все участники этих событий совершали необъяснимые, непоследовательные поступки, в их поведении не было смысла. Прошлое упрямо оставалось в тени, не желая раскрывать своих секретов. Ни начала истории, ни ее конца мне отыскать не удавалось, отдельные части загадки не желали складываться в единое целое.
Парадоксальным образом чем больше я погружался в расследование прошлого, в изучение огромного объема противоречивых сведений, тем важнее становилось настоящее. Я словно бы спускался в глубокий колодец, и уменьшающийся круг света над головой напоминал о существовании места, откуда я пришел и куда должен вернуться.
Я каждый день звонил Сэм, которая понемногу выздоравливала. Я скучал по ней больше обычного, иначе, нежели прежде, до того, как приступил к расследованию, и до того, как болезнь нас разлучила. Чем больше я плутал в обманчивом сумраке прошлого, тем явственнее выступали на первый план наши отношения, приобретали неведомую прежде важность и значимость.
Поэтому, наверное, случившееся меня потрясло.
Я собирался на встречу с Роем Фрименом, детективом, принимавшим участие в расследовании убийства Видера и три года назад вышедшим на пенсию. Неожиданно позвонила Сэм и без обиняков заявила, что нам надо расстаться. Впрочем, она тут же добавила, что «расстаться» – слово неправильное, поскольку наши отношения она никогда не считала серьезными, мы были просто друзьями и не скрепляли себя никакими узами или обязательствами.
Она объяснила, что хочет выйти замуж и родить ребенка, а один из ее приятелей давно уже делал ей предложение и, по ее мнению, будет надежным спутником жизни.
Все это она произнесла тем тоном, которым актеру объявляют, что на роль в фильме выбрали другого.
Сначала я с горечью подумал, что Сэм мне изменила, но потом сообразил, что она всегда тщательно просчитывала все возможные варианты, прежде чем принимать какое-либо решение, и если, по ее словам, во время болезни размышляла, чего хочет от жизни, то, скорее всего, они с этим приятелем давно уже были близки.