Не сказать, чтобы происходящее сильно удивляло Вальрика. За последний месяц произошло столько всего, что он потерял способность удивляться. Поэтому толстая говорящая жаба, которую проводник почтительно величал Великим Уа, вызывала лишь раздражение: Вальрик не понял и половины сказанного. А Коннован поняла, и даже вопросы задавала, хотя вопросы эти ситуацию не проясняли. Еще в пещере воняло, гадко, отвратительно…примерно, как мясо, полежавшее на солнцепеке. Сладкий аромат, черный рой жирных мух, бледные полупрозрачные личинки…
Желудок сжался в тугой комок, того и гляди вывернет, вот уж точно позору не оберешься, а ведь только-только на него с уважением поглядывать начали. Усилием воли Вальрик заставил себя не думать о запахе, он пытался сосредоточится на беседе, но…
…белые личинки жрут коричневое мясо. Черные мухи откладывают прозрачные яйца, внутри которых пульсирует слизь…
… он сам становится куском мяса, личинки проникают сквозь кожу, вместе с кровью просачиваются по венам, проникают в ноги, руки, голову, глаза… прозрачные тельца трясутся от наслаждения, а черные точки головок жрут, жрут, жру…
— Тебе плохо? — Чьи-то руки — очень холодные, спасительно холодные руки — подхватили слабеющее тело, чей-то голос отогнал кошмар. — Вальрик?
— Очнись! — Настойчиво потребовал другой голос. — Возьми себя в руки, ты же князь!
Кто князь? Он? Он не князь, он кусок мяса, пока еще живого, но смерть неизбежна, от нее не убежать, не скрыться, рано или поздно, она придет вместе с мухами, личинками и сладким запахом гниющего мяса.
— Запах… — Вальрик пытался объяснить про запах и про то, что сопротивление лишь оттягивает неизбежный конец, но его все-таки вырвало.
— Запах… Дышать…
Кажется, поняли. Во всяком случае, нос заткнула мокрая тряпка пахнущая чем-то… отвратительным, но не настолько отвратительным, как тухлое мясо. Воздух с трудом пробивался сквозь тряпку, но Вальрик дышал. Господи, он бы мог дышать бесконечно, он бы…
— Совсем, однако, слабый народ пошел, — печально произнес Великий Уа. Массивное тело его колыхалось, подобно тронутому зеленой плесенью студню, и Вальрик согнулся от нового приступа тошноты.
— Уберите его куда… подальше. Пришли, нагадили, а мне здесь, между прочим, жить.
Вальрик плохо помнил, как спустился вниз, все силы уходили на то, чтобы побороть тошноту, а она взяла и исчезла у подножья трона, будто и не было ничего. Стыдно-то как. И перед спутниками своими, и перед чудищем этим… Отец за подобное поведение любого в камере сгноил бы, невзирая на звания и должности, а Великий Уа, высказав недовольство, теперь улыбался жабьей пастью.
— Вижу теперь. Понимаю. Значит, и эти выжили… ты садись, садись, князь. Отдохни. Сенсорам здесь, наверное, тяжело…
Вальрик хотел было спросить, кто такие сенсоры, но скопившаяся во рту кислая слюна принуждала к молчанию. Вальрик слюну сглатывал, а она снова появлялась, и живот крутило. Не то, чтобы больно, скорее неприятно.
— Мальчик, — внизу было хорошо слышно каждое слово Великого Уа, зато не долетал запах. — Скажи, что ты видел?
— Мясо… черви… запах… — Вальрик не представлял, как можно описать это. А жабообразное существо моментально нашло подходящее слово.
— Смерть. Это она, старуха с косой. Я умираю уже столько лет, что даже привык, некоторые из детей моих ощущают что-то такое, но чтобы так ярко… талант. Проклятие? Дар? В мое время так и не сумели ответить… Молот Тора изменил мир, люди пытаются сдержать эти изменения, душат науку… да, да, однажды ко мне приходили инквизиторы, которые рассказывали о запретном знании. — Великий Уа хохотнул. — Они и понятия не имели о том, что такое знание… Мельник восстановил двигатель внутреннего сгорания и поставил его на телегу? Запретное знание, на костер его. Алхимик получил из плесневелых хлебных корок чудесный бальзам, излечивающий многие болезни? И его на костер. Кто-то научился говорить с землей, кто-то слышать камни, а кто-то повелевать странными существами нового мира… люди старательно выбивают всех, кто хоть на йоту отличается от некого эталона, но это бесполезно. Да-ори еще глупее: отошли от мира, заперлись в замках и делают вид, будто ничего не произошло. Единственное, чему они научились — говорить с Ветрами. Да, да, не смотри так маленькая да-ори, я многое знаю… многое…
Великий Уа замолчал, а Вальрик внимательно вслушивался в… это нельзя было назвать звуками, равно как запахами или образами. Это было нечто особое, на грани восприятия, живущее в самом белом камне пещеры, и даже больше. На мгновенье Вальрику почудилось, что он слышит саму гору, огромную глыбу, разодранную ходами, наполненную чуждой и вместе с тем дружелюбной жизнью. Великий Уа закашлялся и видение исчезло.
— Не стремись заглядывать слишком далеко, человек. Рискуешь увидеть то, что тебе не предназначено. Что касается всего этого, то… боюсь, это место исчезнет вместе со мной.
— Почему?
— Любопытен. Люди всегда отличались любопытством, за это и были наказаны. Слушай, человек, слушай о том, что бывает со слишком уж пытливыми…