Книга желаний (СИ)

Анджей, которому выпало быть часовым, указывал куда-то в степь, прищурившись — от яркого солнца мгновенно заслезились глаза — Вальрик разглядел крошечное серое облачко у самого горизонта. Облачко росло, превращаясь сначала в облако, потом в тучу, распавшуюся на отдельные сизые осколки, каждый из которых обратился во всадника. Вальрик с интересом наблюдал за этими превращениями, бежать либо прятаться он не пытался. Во-первых, куда тут спрячешься, когда вокруг голая, гладкая степь. Во-вторых, лошадь всяк человека быстрее, так стоит ли тратить силы на бесплодные попытки избежать столкновения?

— Ох и весело сейчас будет, — Селим потянулся, зевнул, отгоняя сон. — А то прям заскучали…

Ему не ответили. Морли пододвинул оружие поближе, а Фома, перекрестившись, пробормотал что-то про милость Божию. Всадники же приближались. Вот лошади с галопа перешли на рысь, потом на шаг. Еще минута и лагерь окружили темноглазые, темноволосые воины.

Некоторое время ничего не происходило: незваные гости рассматривали лагерь и Вальрика, а Вальрик в свою очередь рассматривал их. Лошади хорошие: тонконогие, поджарые, обласканные степным солнцем. Таких лошадей пригоняли на продажу из далекой Западной степи и просили дорого, но оно того стоило: степной конь способен несколько дней без еды и воды обходиться, и не скачет — ветром летит. Сами всадники смуглые, сухопарые, в легкой броне, у каждого на поясе сабля кривая висит да аркан к седлу приторочен.

— Кем бы вы ни были, путники, — произнес один из воинов, Вальрик решил, что это — командир, поскольку упряжь на лошади его сияла серебром, а поверх кованого нагрудника лежала толстая золотая цепь. — Отныне вы являетесь пленниками Великого Хана Аты!

Глава 11

Фома.

"И люди те, в Степи живуще, дома возводят из тонкого бруса деревянного, покрывая его сверху выделанными шкурами лошадиными. Дом такой разобрать можно и в другое место перевезти, что оне и делают, ибо как ни велика Степь, но прокормить табуны лошадиные, на одном месте стоя, невозможно". В шатре было дымно и воняло, Фома с гораздо большим удовольствием устроился бы снаружи, благо день теплый, солнышко щедро сыплет на землю тепло, мягкая трава тянется вверх…

Нет, насчет травы это преувеличение, в стойбище Великого Хана вместо травы была хорошо утоптанная копытами и сапогами земля, на которой разноцветными полушариями жались друг к другу шатры. Пленникам отвели место в самом дальнем и самом грязном из них, и выходить запретили, даже стражника поставили, чтобы следил.

Фома устроился у самого выхода, там и светлее, и воздух свежий доходит, а что стражник страшно зыркает, так работа у него такая. Обидеть — не обидит, это Фома чувствовал. Лучше уж подумать, о чем в книге написать. Про седовласого воина, их пленившего? Про то, как ехали к стойбищу за спинами степняков? Про то, как те желали отобрать оружие, а князь не согласился, дав слово, что до разговора с Великим Ханом оружие не повернется против Степного народа? Или про то, что вампиры остались где-то в степи? Последнее обстоятельство странным образом беспокоило Фому, не то, чтобы он сильно желал видеть проклятых, скорее отсутствие присмотра за ними могло вовлечь отряд в неприятности. Какие — Фома пока не ведал, но так же ясно, как в случае с сайвами чувствовал: неприятности будут.

— Я говорю, всех поперережут, — голос Нарема выбивал из раздумий. — Потому как язычники темные!

— Да не нуди, язычники, язычники… зато кормют хорошо, — возразил Селим. — А зачем кормить, если резать собираются?

— Заткнитесь оба, — рявкнул Морли.

"Само стойбище невелико, в шестьдесят шатров, а, по словам одного из воинов, в каждом шатре одна семья живет. Но семьи у них многочисленные, состоящие из многих мужчин и еще боле женщин. Правда, женщин оне за людей не почитают, используя токмо для работы и рода продолжения, и порой на лошадей выменивают". Все это рассказал Фоме воин, который вез его в стойбище. Вопросов он не чурался, отвечая на них охотно и обстоятельно.

— Молод ты для мудреца, — произнес стражник, присаживаясь на землю.

— Я не мудрец.

— А кто же? Премудрость грамоты только просветленные постичь способны. Ай-Улы, наш шаман, да будет благословен род его и не оскудеет шатер во веки веков, только тех, у кого в голове седина первая появляется, обучает, ибо молодой разум чересчур горяч для истинной мудрости. Или ты столь могучий шаман, что облик этот не истинен?

— Истинен.

— Ай, врешь, — стражник недоверчиво покачал головой, вплетенные в черную косу бубенчики зазвенели. — Хотя если ты великий шаман, тогда зачем здесь сидишь?

По всему было видно, что стражнику просто надоело стоять возле шатра, хотелось поговорить, хоть бы и с пленником.