Шатер Хана выделялся размерами и цветом: шкуры, использовавшиеся для его построения, все до единой были снежно-белого цвета. А у входа стояли врытые в землю столбы, украшенные лошадиными хвостами, тоже, кстати, белыми. Вероятно, это свидетельствовало о высоком положении хозяина шатра.
— Когда Лунный конь взглядом своим выделяет кобылицу в табуне, то на свет появляется белый жеребенок. Это говорит о милости небес. В табунах Великого Хана больше половины белых лошадей! — В полголоса пояснил один из сопровождающих, и Вальрику показалось, что в словах этих больше зависти, чем радости за любимого небесами повелителя.
Внутри шатер почти ничем не отличался от того, в котором Вальрик провел сегодняшний день, разве что чище, да и на полу вместо старых шкур — меха и расшитые цветными нитками подушки. Великий Хан восседал на невысоком стульчике, был он стар и седовлас, но суровый взгляд говорил, что годы не коснулись ни разума, ни воли, а лишь прибавили правителю мудрости. По левую руку Великого Хана на мягких подушках восседал уже знакомый Вальрику Ука-Тон, младший брат Хана, а по правую — странное сгорбленное существо со всклоченной шкурой, перьями и длинной лошадиной гривой. Вальрик даже не сразу сообразил, что это человек, настолько удивительно было его облачение.
— Они! — Человек вскочил и, вытянув в сторону Вальрика руки, завопил. — Вижу! Вижу, Великий Хан, беды грядущие вижу! Кровь вижу! Смерть вижу! Прольются слезы дев невинных! Пламя погребального костра вознесет к Великой степи чью-то душу… Слышу, слышу, вопли гневные… И цокот копыт Лунного коня…
От шамана — а Вальрик решил, что перед ни именно шаман — воняло ненавистью и злобой, но странное дело, чувства эти были адресованы не пленникам, а Великому хану.
— В своем шатре принимаешь их, как друзей, — продолжал завывать Ай-Улы, потрясая худосочными руками, многочисленные браслеты тревожным звоном вторили словам провидца, а лошадиные хвосты растревоженными змеями метались вокруг лица. — Но злобой черной ответят на ласку твою, Великий Хан. Дурное задумали они…
— Хватит. — Великий Хан сказал это тихо, но шаман моментально подчинился, будто бы только и ждал команды.
— Кто вы?
— Мы? Мы простые путники.
— Путники? — Хан усмехнулся. — И куда же направляются путники, которые пытаются пересечь Степь пешком?
— Путь наш лежит к Серым горам, за которыми несет воды река Лана.
— Серые горы лежат в двадцати днях пути отсюда, но ты ошибаешься, странник: река Лана находится перед ними, а не за ними. За Серыми горами лежат Проклятые земли, вместилище демонов.
— Проклятые земли? — Вальрик растерялся. — А разве мы не на…
Князь запнулся, вряд ли степняки обрадуются, услышав, что отряд пришел из Проклятых земель, еще примут за демонов и сожгут от греха подальше.
— Прости, Великий хан, но, кажется, мы немного сбились с пути. Могу ли я узнать, как называется страна твоя?
— У меня нет страны, юноша, чьего имени я не знаю, мы живем в степи и это наш дом. Люди, обитающие в городах, зовут нас дикарями, сами мы называем себя детьми Лунного коня.
— Прошу Великого хана не гневаться на невежливость мою, — Вальрик поклонился, — меня зовут Вальрик, сын Володара, я князь крепости Вашингтон и прилегающих земель. Со мной лучшие из воинов и святые братья.
— Вижу, что, не взирая на молодость, ты умен и вежлив. Что за нужда вынудила тебя покинуть родные земли?
И Вальрик, поняв, что отвертеться от объяснений не выйдет, принялся рассказывать.
Солнце катилось по небосводу, сначало медленно и лениво, прогревая землю, потом быстрее и быстрее, но все равно слишком медленно. Не помню, чтобы я когда-либо ждала заката с таким нетерпением. Признаться, степняки стали весьма неприятным сюрпризом, кто бы мог подумать, что Проклятые земли настолько плотно заселены? Сначала горы, теперь, видите ли степь, а дальше что? Влажный тропический лес или ледяная пустыня Антарктики?
Я была растеряна и зла. Я не знала, что делать дальше и… я устала. Почему я раньше не заметила, насколько устала? Одно лишь прикосновение сайвы, случайное, занявшее долю секунды прикосновение, и все силы исчезли. Жажды и той не было. Одно только желание вырваться, выбраться из чертова круговорота, домой попасть…
Рубеус не согласится. Рубеусу нужны люди. А я? Нужна или нет? Не знаю. Связь неуловимо изменилась, стала слабее что ли? Из-за сайв? Из-за хаоса? Я почти не слышу его, так, как должна слышать. Робкие отголоски эмоций, размытая акварель, случайное изображение, смысл которого не понятен. И больно, и обидно, и солнце еще высоко, и этот странный шепот, появившийся внезапно.
Шепот?
Скорее напев, капризная скрипка, вальяжная виолончель, робкая арфа и древний рокот органа… Ветра. Я снова их слышала!
Кто-то уговаривал, кто-то требовал, кто-то возражал, а я, лежа в теплой остро пахнущей землей колыбели, тихо радовалась.
— Вставай, вставай, вставай… — скользил по земле Валь.
— Спи-спи-спи, — возражал Истер. — Рано-рано…
— Больно-больно, — шелестел Анке.
— Скоро-скоро, — обещал Яль.
Верю. Скоро. Солнце сядет и… неужели получилось? Неужели мы за границей Аномалии?