Книга жёлтой росомахи

сплевывая через щербину в зубах, хриплым голосом выдавать «на гора» бабулькам, сидящим на лавочке, какие-нибудь тюремные байки. Немудрено, что очень многие считали, что Савва когда-то сидел. Но это было не так. Савелий Сергиенко был майором ВВС в отставке. Служил в посёлке Высокий, летал на бомбардировщиках дальней авиации ТУ-95. Однажды, после долгого заокеанского перелёта, у Савелия открылась язва (перенервничал, как он объяснял потом), ему вырезали пол желудка и комиссовали. Сейчас он работал слесарем в котельной и был вполне доволен жизнью. За три года гражданской жизни успел жениться, завести ребёнка и развестись – был уличён в многочисленных изменах. Впрочем, у Савы была своя версия развода со Светкой – красивой, дородной бабой, и в последнее время (прошёл всего месяц после расставания) он всем её рассказывал, причём, в разных интерпретациях.

– Колян, вруби видик – вчера свежие видеоклипы записал – и присмотри за Валеркой, – попросил Паша, уходя на кухню. Среди Пашкиных друзей Николай Зиновьев был менее всего подвержен пагубным страстям. Это был кареглазый коренастый крепыш. В школьные годы у него была шикарная копна чёрных курчавых волос, но к сорока годам от неё остались одни воспоминания. Коля с детства был молчуном, одержимый с первого класса одной мечтой – стать моряком. Если всех детей находили в капусте, то Коляна нашли в морской капусте. Книги, фильмы его интересовали только про море. После школы он сразу поступил в мореходку, тем более, что их родной город, стоящий в конце северного Лукоморья России, располагал шикарным мореходным училищем им. И. Месяцева. После мореходки Колян служил на Северном флоте, на крейсере «Мурманск». Демобилизовавшись, Коля на судах Мурманского морского пароходства стал ходить налево – то есть в загранку. Выход из Кольского залива направо – это Северный морской путь, Коляну там не климатило. За двадцать лет дослужился до старпома. В перерывах между рейсами женился, родил трех детей, застукал жену с любовником, развёлся. Николай много лет считал себя счастливым, но потом стал замечать, что его счастье стало скукоживаться, скукоживаться и, наконец, стало таким маленьким, что при желании его можно было затолкать в спичечный коробок, как таракана. Море надоело, семьи нет, дети его не любят. Он поставил на себе крест, однако решил устроить жизнь холостяка Пашки. Сегодня в голове Коляна сидела идея – как женить Павла, единственного из их компании, не познавшего счастья семейной жизни. Колян тайком пригласил на Пашкин день рождения Наталью, свою тридцатилетнюю соседку по лестничной площадке, и теперь ждал звонка в дверь с минуты на минуту.

Паша, не ведающий о грядущем семейном счастье, привел Сава на кухню, вытащил из холодильника кастрюлю с маринованным мясом и поставил её на разделочный столик.

Сава отодвинул Павла от стола и приступил к «священнодействию» – когда он колдовал над мясом, ему лучше было не мешать. Впрочем, ловко орудуя ножом, он ловко орудовал и языком.

– Павлуха, трепать тебя за ухо! Чё грустный, как тот капитан, который недавно хотел меня надурить?

– Какой капитан? – Паша приготовился слушать очередную Савкину байку, то ли из его жизни, то ли из чужой – у него это не поймешь, ради красного словца соврёт – не дорого возьмёт.

– Сослуживец мой бывший. Заезжал я недавно, когда был в отпуске, в Оленегорск, к друзьям-однополчанам. И позвали они меня на охоту – я же лучший стрелок в полку был. Все это знали, но один паразит – капитан Орбели – решил меня при всех опозорить. Как потом выяснилось, он перед охотой выхолостил два патрона. Полдня наша шайка проходила-пробродила по лесу, все патроны потратили, но ничего не подстрелили. Возвращаемся к машинам, и этот капитан начинает меня чморить:

– Хреновый ты стрелок – ни одного трофея с охоты не принёс!

Я ему про сильный ветер, про то, что не сезон. А он:

– Да ты просто мазила, если я встану в двадцати шагах с голым задом, ты и то промахнёшься.

– Нет, Рубен, – говорю: – не промахнусь.

– Промахнёшься, ставлю ящик коньяка!

– Рубен, ты дупой рискуешь…хотя, что это я армянину говорю? Иди, вставай!

Полез я за патронами и ни одного не нашёл, у ребят спросил – ни у кого нет.

– Не получится проверить мою целкость – нет патронов.

– А у меня остался один. – говорит Рубик, подаёт свой холостой патрон и идёт отмерять двадцать шагов.

Я хотел уже вставить патрон, но смотрю на него: два нуля. Блин, думаю, ему попенгаген порвет на британский флаг. Я, конечно, Рубена не люблю, но не до такой же степени. И вспомнил, что с прошлой охоты завалился у меня за подкладку патрон с пятёрочкой.

– Ну, и?! – спросил Павел.

– В общем, коньяк он мне проспорил, – гыгыкнул Сава.

Паша засмеялся, но вскоре осёкся – его взгляд упал на ошейник с поводком, который лежал на широком подлокотнике кресла, стоящего слева от камина. У Паши защемило в груди, он застонал, как от зубной боли. Это был ошейник Чипа, которого он неделю назад отвёл на укол.