Книги, которые я любил

''Синь синь Мин'' настолько маленькая книга, что если бы Сосан знал, что наступит день однажды и Гурджиев напишет свою «Всё и вся», он смеялся бы, потому что это заглавие его собственной книги! И Гурджиев должен был написать тысячу страниц, а всего несколько слов Сосана так проникновенны, так значительны. Они идут прямо к вашему сердцу.

Я даже могу слышать шум — не от тех слов, идущих к вашему сердцу, но какой-то мыши, какого-то маленького бесёнка, делающего свою работу. Дайте ему делать его работу…

Книга Сосана такая маленькая, как Иша Упанишада, и очень значительна. Когда я говорю, что моё сердце разбито, так как мне нравится считать Иша последней книгой… — но что я могу сделать? Сосан победил её. Слёзы подступают к моим глазам, потому что Иша побеждена и потому что Сосан победитель.

Книга так мала, вы можете написать её на своей ладони; но если вы будете пытаться, прошу помните: левая рука… Не пишите её на своей правой руке, это будет кощунство. Они говорят: «Правая — это правильно, а левая — неправильно». Я говорю, левая — правильно, а правая — неправильно, потому что левая представляет всё, что есть красивого в вас, и Сосан может войти только слева. Я знаю, потому что я вошёл в тысячи сердец через левую руку, через левую сторону, черех их женственность, их инь — я имею в виду китайское ''инь'', - я никогда не был способен войти в другого через его ''ян''. Одного слова довольно, чтобы восприпятствовать другому: ЯН. Это всё равно что сказать: «Держись подальше!» Это говорит: «Стоп! Не входи. Оставайся за дверью! Остерегайся собаки!»

Правое подобно этому. Правое принадлежит неправильной стороне вашего сознания. Оно полезно, но только как слуга. Оно никогда не должно быть повелителем. Так что если вы пишите ''Синь синь Мин» Сосана, пишите на левой ладони.

Я говорил об этой книге, и я никогда не любил говорить слишком много. Величайшие моменты моего говорения были, когда я говорил о Сосане. Слова и бессловесное вместе… сами слова ещё ничего не говорят — Сосан может быть объяснён только через не-слово. Он не был человеком слов, он был человеком тишины. Он говорил совсем немного. Прости меня, Сосан, я забыл про тебя. Потому что кроме тебя я вспомнил ещё нескольких, которые могут стучать в мою дверь и тревожить мой полуденный сон, так что будет лучше если я упомяну их.

Первая, Сосан ''Синь синь Мин''.

Вторая, «TERTIUM ORGANUM» П.Д. Успенского. Это чудо, что он написал её ещё до того, как даже услышал о Гурджиеве. Он написал её до того, как узнал, что он написал. Он сам понял это только впоследствии, когда встретился с Гурджиевым. Его первыми словами Георгию Гурджиеву были: «Глядя в ваши глаза я понял «TERTIUM ORGANUM». Хотя я сам написал её, теперь я могу сказать, что она была написана через меня под каким-то неизвестным влиянием, о котором я ничего не знал». Возможно, это был сам злодей Гурджиев, он написал её через него, а может, кто-то другой, кого суфии называют Предельный Злодей, тот, кто творит чудеса — чудеса, подобные «TERTIUM ORGANUM».

Название означает ''Третий канон мысли''. Суфии дают этой предельной инстанции имя; это не личность, а просто присутствие. Я чувствую это присутствие прямо сейчас, здесь… в этот самый момент. Они называли это определённым именем, потому что всё должно носить имя, но я не произнесу его — не в присутствии этой красоты, этого блеска… этой наполненности… этой возвышенности, экстаза…

Как я сказал, это чудо, что Успенский мог написать «TERTIUM ORGANUM», одну из величайших книг в любом языке мира. Фактически это говорит — и правильно так — запомните, я повторяю и делаю тут ударение — именно в таком порядке: есть всего три великие книги: «ORGANUM», написанная Аристотелем; вторая — это «Второй ORGANUM» Фрэнсиса Бэкона; и третья «TERTIUM ORGANUM» нашего друга Успенского. '' Tertium '' означает ''третий''. И Успенский, очень весело — как может быть весёлым только святой, — он начинает свою книгу так просто, без всякого эго, кротко и просто — такими словами: «первый существует, но НЕ ДО третьего. Третье существовало и до того, как первое пришло в существование».

Успенский, кажется, растратил себя, полностью и совершенно растратил в «TERTIUM ORGANUM», и он не мог достичь больше никогда таких высот. Даже интервьюируя Гурджиева для «В поисках чудесного», он не пришёл к тому же самому. Когда он предал Гурджиева, он ещё раз пытался сделать что-то лучшее, чем «TERTIUM». Как своё последнее усилие, он написал «Четвёртый путь», но она крайне неудачна. Книга хороша — хороша для какой-нибудь университетской программы. Видите, у меня есть свой собственный способ осуждения вещей…

«Четвёртый путь» мог быть частью обычного учебного плана в каком-нибудь образовательном заведении, но ничего более. Хотя Успенский пытался создать свою лучшую книгу, это его худшая книга. И это последняя его книга.