Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд

— Ты должен понять, что я имею в виду, Льюис Ведь это мог быть просто рассказ, верно? Вроде твоих сказок про Дюпена. А я ненадолго сделал его правдой. Ты никогда не думал об этом? Может быть, я воплотил его.

Льюис встал. Какой утомительный спор: реальность или иллюзия. Существует тварь на самом деле или нет. Жизнь или сон.

— Где же обезьяна? — требовательно спросил он.

Филипп показал на свой лоб.

— Здесь, и ты ее никогда не найдешь, — ответил он и плюнул в лицо Льюису.

Плевок задел губу, как поцелуй.

— Ты не знаешь, что ты наделал. И никогда не узнаешь.

Льюис вытер губу, а охранник увел заключенного — обратно в счастливое наркотическое забытье. Оставшись в одиночестве в холодной комнате для свиданий, Льюис думал об одном: Филипп нашел себе утешение. Он укрылся под вымышленной виной; замкнул себя там, где ни память, ни месть, ни чудовищная истина не доберутся до него. В тот миг Льюис ненавидел Филиппа. Ненавидел за его дилетантство и трусость. Мир, который Филипп создал вокруг себя, не был уютнее, чем реальный мир: всего лишь убежище, такая же ложь, как лето 1937 года. Нельзя прожить жизнь вот так и избежать расплаты. Сейчас расплата настала.

Этой ночью, в безопасности камеры, Филипп проснулся. Было тепло, но он замерз. В полной темноте он рвал зубами свои запястья, пока струя крови не полилась ему в рот. Он лег на постель и спокойно отплыл к смерти — прочь от жизни и от воспоминаний.

О его самоубийстве напечатали маленькую заметку на второй странице «Ле монд». Однако главной новостью наступившего дня стало сенсационное убийство рыжеволосой проститутки в маленьком домике на улице Рошекуант. Монику Зевако в три часа утра нашел ее сожитель. Она была так ужасно изувечена, что состояние тела «не поддавалось описанию».

Невзирая на трудность задачи, средства массовой информации принялись описывать неописуемое с болезненной страстью. Каждую рваную, колотую и резаную рану Моники (на ее теле была вытатуирована, как отметила «Ле монд», карта Франции) обрисовали в подробностях. Так же детально описали поведение хорошо одетого и сильно надушенного убийцы: очевидно, он наблюдал за девушкой через маленькое заднее окно, затем вломился в квартиру и напал на мадемуазель Зевако в ванной. Потом убийца слетел вниз по лестнице и буквально врезался в приятеля жертвы, несколько минут спустя и обнаружившего изуродованный труп мадемуазель Зевако. Только один комментатор связал это убийство с убийством на улице Мортир и указал на любопытное совпадение — в ту же самую ночь подозреваемый Филипп Лаборто покончил счеты с жизнью.

Похороны прошли в метель. Кортеж самым жалким образом прокладывал себе путь по пустым улицам к бульвару Монпарнас. Снег валил и валил, перекрывая дорогу. Льюис, Катрин и Жак Сола провожали Филиппа к месту вечного покоя. Остальные знакомые предали его и не пришли хоронить самоубийцу, подозреваемого в убийстве. Остроумие Филиппа, его приятная внешность и обаяние теперь ничего не значили.

Однако оказалось, что не все забыли о нем. Когда они стояли у могилы, а холод резал их на части, Сола подошел к Льюису и тронул его за плечо.

— Что?

— Вон там. Под деревом. — Сола кивнул в сторону молящегося священника.

Незнакомец остановился в отдалении, почти скрытый мраморными надгробьями. Вокруг лица незнакомца был обвязан большой черный шарф, а шляпа с широкими полями надвинута на лоб, но Катрин тоже его увидела Она задрожала, прильнув к Льюису, уже не от холода, а от страха. Это существо казалось каким-то уродливым ангелом, слетевшим с небес, чтобы насладиться их скорбью. Гротескное и зловещее создание, явившееся поглядеть, как Филиппа зарывают в мерзлую землю. Что оно чувствовало? Злобу? Торжество? Вину?

Да чувствовало ли оно вину?

Пришелец понял, что его увидели, повернулся спиной и побрел прочь. Ни слова не сказав Льюису, Жак Сола поспешил за ним. В один миг незнакомец и его преследователь растворились в снежной пелене.

Вернувшись на набережную Бурбон, ни Катрин, ни Льюис не упоминали об этом происшествии. Между ними возникла преграда, запрещавшая любые контакты, кроме самых обыденных. Не было никакого смысла сожалеть или объясняться. Общее прошлое было мертво. Финальная глава их совместной жизни перечеркнула почти все, что ей предшествовало, не оставив им никаких утешительных воспоминаний. Филипп умер ужасно, он разрушил свою плоть и кровь, возможно, доведенный до безумия сознанием вины. Прошлая невинность и прежняя радость не могли уцелеть после такого. Они молча оплакивали свою утрату — вместе с Филиппом они потеряли и собственное прошлое. Теперь Льюис понимал, почему его старый друг не желал жить в мире, где столько потерь.

Позвонил Сола. Задыхающийся после охоты, но возбужденный, он явно наслаждался остротой ощущений. Он зашептал Филиппу:

— Я на Северном вокзале. Я выяснил, где живет наш приятель. Я нашел его, Льюис.

— Отлично. Я немедленно выезжаю. Встретимся у входа на вокзал. Я возьму такси, это займет минут десять.

— Он в подвале дома номер шестнадцать, улица Флер. Я встречу тебя там.