Книги крови III—IV: Исповедь савана

Так они играли в эту бесплодную игру, он и дьявол — по пятам друг за другом сквозь лед, огонь и снова лед. Грегориус призывал себя терпеть. Ведь дьявол уже пришел сюда, верно? Рано или поздно он откроет свое лицо и Грегориус плюнет в него.

Жизнь во внешнем мире шли своим чередом. Грегориуса уже причислили к тем, кого свело с ума богатство. Однако «дурдом», как называли его безумное строение, не остался без гостей. Нашлось несколько человек — одни слишком любили его, чтобы покинуть, а другие благодаря ему процветали и надеялись извлечь дальнейшую прибыль из распахнутых врат ада Они приезжали сюда тайно, поскольку боялись осуждения друзей и знакомых. Те, кто потом расследовал их внезапное исчезновение, добрались не дальше Северной Африки.

И вновь в своем безумном дворце Грегориус выслеживал змея. Тот по-прежнему ускользал, оставляя все более ужасающие знаки своего присутствия. Так проходил месяц за месяцем.

В конце концов жена одного из гостей Грегориуса обнаружила правду и подняла на ноги власти. Дворец привлек внимание официальных лиц, и на его пороге — примерно через три года после завершения строительства — появились четверо полицейских.

Дворец, лишенный постоянного присмотра, уже приходил в упадок. Огни на многих уровнях погасли, стены коридоров остыли, ямы зловонной грязи засохли. Но когда полицейские рыскали в мрачных сумерках в поисках Грегориуса, они набрели на явные доказательства того, что новый ад действовал по-прежнему. Они находили в печах трупы с пустыми и черными лицами; они видели растерзанные пытками человеческие останки.

Кошмар сгущался с каждой новой открытой дверью, с каждым чудовищным свидетельством, представшим перед их лихорадочными взорами.

Двое из четверых, что вошли сюда, так и не добрались до комнаты в центре здания. Ужас овладел ими, и они пустились бежать, чтобы в итоге затеряться в одном из многочисленных тупиков и присоединиться к сотням замученных здесь с тех пор, как Сатана принял свою резиденцию.

Из тех двоих, что в конце концов изгнали отсюда врага, лишь один нашел мужество рассказать о том, что видел в сердце ада. Эти сцены человеческая душа едва могла вынести.

Разумеется, там не обнаружилось никаких признаков присутствия дьявола — только Грегориус. Обнаружив, что никто не хочет обитать в аду, в строительство которого он вложил столько сил, Грегориус сам занял его. За прошедшие годы он нашел и нанял несколько помощников. Как и хозяин, они казались ничем не примечательными созданиями. Однако во всем безумном дворце не осталось ни одного орудия пытки, не использованного ими — усердно и безжалостно.

Грегориус не сопротивлялся при аресте. Он, казалось, был доволен тем, что у его чудовищных зверств появились зрители. Как и позднее, на суде, он откровенно говорил о своих амбициях и аппетитах; о том, сколько еще крови он пролил бы, если бы ему не помешали. Ее бы хватило, чтобы утопить все верования и заблуждения, клялся он. Но Грегориус не был удовлетворен. Ведь Бог укрепился на небесах, а Сатана — в бездне, и некому остановить его.

Он наслушался проклятий и во время суда, и позже, в сумасшедшем доме, где умер два месяца спустя при подозрительных обстоятельствах. Ватикан вычеркнул из своих списков все упоминания его имени, а семинарии, что он основал, были расформированы.

Но кое-кто — даже среди кардиналов — не мог выкинуть из головы его нераскаянные злодеяния. Наедине с собой эти люди гадали, преуспел ли он в своей стратегии? Отринув надежды на ангелов — падших или иных, — не стал ли он сам одним из них?

Или же той их частью, какую могла вынести земля?

Век Желания (Пер. с англ. М. Галиной)

Горящий человек скатился по ступеням лаборатории Хьюма, когда полицейский автомобиль (его вызвал, наверное, кто-то наверху — Уэллес или Дане) ворвался в ворота и промчался по подъездной дороге. Как только человек выскочил из дверей, автомобиль затормозил у лестницы и выпустил свой живой груз. Беглец ждал в тени, парализованный ужасом; он не мог выйти — его непременно заметят. Но полицейские пронеслись сквозь вращающуюся дверь, даже не взглянув на его мучения.

«Горю я или нет?» — подивился он.

Не был ли этот ужасающий спектакль — крещение огнем, который жег, но не сжигал, — галлюцинацией, предназначенной для него одного? Если так, то и все страдания в лаборатории, возможно, тоже являются порождением безумия. Может быть, он и не совершил преступлений, вынудивших его бежать, а просто жар плоти родил экстатические видения?

Он оглядел себя. На коже еще горели очаги пламени; они гасли один за другим.

Он подумал: «Я выскочил оттуда, как костер, небрежно залитый водой».