Книги крови III—IV: Исповедь савана

Веки мужчины затрепетали, и он поднял глаза на Макбрайда. Очевидно, он с трудом понимал суть происходящего. Наконец на его угрюмом лице с густыми бровями появилось осмысленное выражение. Он явно осознал, кто такой Макбрайд; вернее, кем он не является.

— Вы не он, — прошептал он.

— Кто «он»? — спросил Макбрайд. Он понял, что может спасти свою репутацию, если вытянет у свидетеля важные показания. — Кто, вы думали, я такой?

Мужчина открыл рот, но ничего не сказал. Макбрайд наклонился над ним и выпытывал:

— На кого, по-вашему, вы напали?

Рот снова приоткрылся, и опять не донеслось ни звука. Макбрайд настаивал.

— Это очень важно, — говорил он. — Просто скажите мне, кто он был?

Мужчина что-то прошептал. Макбрайд прижал ухо к его дрожащим тубам.

— Летят вонючий, — сказал мужчина и вырубился.

Макбрайду оставалось только проклинать его. Потеря контроля над собой вполне может принести такие неприятности, что их хватит на всю жизнь. Но что теперь можно делать?

Инспектор Карнеги привык к рутине. За исключением редких моментов профессиональных озарений, его работа состояла из долгих часов ожидания. Он ждал, пока тела сфотографируют и осмотрят эксперты, пока законники придут к соглашению, пока будут собраны свидетельские показания. Он давным-давно оставил попытки бороться с этой скукой и научился искусству покорно плыть по течению. Следствие нельзя торопить; опытный и мудрый человек, он позволял медэкспертам и юристам делать их нудные дела. В конце концов придет время и появится перст указующий, и преступник содрогнется.

Лабораторные часы на стенке показывали двенадцать пятьдесят три ночи, и даже обезьяны затихли в своих клетках. Карнеги сидел на одной из скамеек и ждал, когда Хендрикс закончит обследование тела. Хирург ознакомился с показаниями термометра, потом стянул перчатки, облегавшие его руки, точно вторая кожа, и отбросил их на простыню, где лежала покойница.

— Это всегда сложно, — сказал врач, — определить время смерти. Она остыла по меньшей мере на три градуса. Я бы сказал, что она мертва около двух часов.

— Полиция прибыла сюда без четверти двенадцать, — сказал Карнеги. — Значит, она умерла примерно за полчаса до этого?

— Примерно так.

— Ее туда затащили? — спросил инспектор, указывая на скамью.

— О, разумеется! Сама она не могла туда спрятаться с такими ранами. Они весьма необычные, как по-твоему?

Карнеги уставился на Хендрикса. Полицейский хирург, вероятно, видел сотни трупов в любом мыслимом состоянии, но сейчас на его заостренном лице явно читался интерес. Карнеги подумал, что эта тайна не менее увлекательна, чем тайна мертвой женщины и ее убийцы: как может человек наслаждаться определением ректальной температуры трупа? Карнеги удивлялся. В глазах хирурга явственно светилось удовольствие.

— А мотив? — спросил инспектор.

— Совершенно ясен. Изнасилование. Множество следов нападения, обширные повреждения влагалища, остатки спермы. Тут есть с чем работать.

— А раны на туловище?

— Рваные. На разрезы не похоже.

— Оружие?

— Не знаю. — Хендрикс опустил уголки губ книзу. — Я хочу сказать, ее ткани совершенно истерзаны. Если бы не было столь очевидных свидетельств изнасилования, я бы сказал, что это сделало животное.

— Ты хочешь сказать, собака?

— Ну, больше похоже на тигра, — ответил Хендрикс.

Карнеги нахмурился.

— Тигр?

— Шутка, — ответил Хендрикс. — Я пошутил, Карнеги. Господи, у тебя есть чувство юмора?

— Не смешно, — произнес Карнеги.

— Да я и не смеялся, — сказал Хендрикс с мрачным видом.

— Тот человек, которого Макбрайд нашел в боксе…

— А что насчет него?

— Он подозреваемый?

— Да ни в коем случае. Мы ищем маньяка, Карнеги. Большого и сильного. Дикого.

— А когда ее ранили? До или после?

Хендрикс нахмурился.

— Не знаю. После вскрытия станет известно больше. Но я бы сказал, что наш парень был в исступлении. Скорее всего, эти раны нанесены одновременно с изнасилованием.

Обычно флегматичные черты лица Карнеги исказились от удивления.

— Одновременно?

Хендрикс пожал, плечами.

— Похоть — забавная штука, — заметил он.

— Чудовищно забавная, — потрясенный, ответил Карнеги.

Карнеги велел водителю высадить его за полмили от дома, чтобы немного пройтись пешком и поразмыслить перед возвращением туда, где его ждут горячий шоколад и дремота Этот ритуал, соблюдался с почти религиозным рвением, даже когда инспектор уставал как собака. Он привык выбрасывать из головы все служебные заботы до того, как переступит порог собственного жилища. Давний опыт показал: если и дома думать о расследовании, это не поможет ни работе, ни семейной жизни. Он понял это слишком поздно, чтобы помешать жене уйти, а детям — отдалиться. Тем не менее своего принципа он придерживался твердо.