Книги крови III—IV: Исповедь савана

— Что ясе такое они ему дали, господи боже! — воскликнул Карнеги, когда где-то за кадром пронзительные женские крики перекрыли визг обезьянок.

Джером проснулся рано утром, чувствуя себя голодным и усталым. Он отбросил простыню и с изумлением уставился на себя: все тело покрыто царапинами, а пах — ярко-красного цвета Постанывая, он перекатился к краю кровати и какое-то время сидел там, пытаясь восстановить события вчерашнего вечера. Он помнил, как входил в лабораторию, но потом — почти ничего. Несколько месяцев он прослужил подопытным кроликом, принося в жертву свою кровь, комфорт и терпение, чтобы добавить немного денег к более чем скромному жалованью переводчика. Приработок ему устроил друг, который сам занимался подобной работой. Однако сам Фигли принимал участие в основной исследовательской программе, а Джером через неделю после зачисления поступил в распоряжение докторов Уэллеса и Дане. После серии психологических тестов они пригласили его работать исключительно с ними. По некоторым признакам он понял (хотя специально об этом не говорили), что проект был секретным и требовал от участника абсолютной преданности и сохранения тайны. Джером нуждался в деньгах, а тут предложили гораздо больше, чем в основной программе лаборатории. Он согласился, хотя время проведения экспериментов было неудобным на протяжении нескольких недель Джером приходил на исследовательский факультет поздним вечером и часто работал до утра. Он отвечал на подробные расспросы Уэллеса по поводу своей интимной жизни и ощущал на себе внимательный взгляд Дане сквозь стеклянную перегородку.

Он вспомнил ее холодный взор и почувствовал, как внутри что-то дрогнуло. Оттого ли, что он обманывал себя — ему казалось, будто она смотрит на него более нежно, чем положено врачу? Подобное самовнушение, уговаривал он себя, выглядит жалко. Он не пользовался успехом у женщин и каждый день убеждался в этом, проходя по людным улицам В его взрослой жизни не было ни единого случая, когда бы женщина посмотрела на него с интересом и не отвела глаз, когда она ответила на его восхищенный взгляд. Почему это беспокоит его, Джером не знал. Насколько ему известно, люди сплошь и рядом спокойно жили без любви. И природа добра к нему: не подарив привлекательности, она свела к минимуму его половое влечение. Случалось, он неделями не вспоминал о своем вынужденном целомудрии.

Порой, слушая гудение труб, Джером представлял себе, как его квартирная хозяйка миссис Морриси принимает ванну, пытался вообразить ее крепкие груди в мыльной пене и темную линию, разделяющую ягодицы, когда женщина наклоняется и пересыпает тальком пальцы ног. Но такие пытки, к счастью, случались нечасто. Когда он подкопит денег, он купит на часок женщину по имени Анжела (он так и не узнал ее фамилии) с Греческой улицы.

Но теперь придется ждать несколько недель, прежде чем он найдет силы действовать снова. Что бы он ни сделал прошлой ночью — вернее, что бы с ним ни сделали — он едва мог двигаться из-за жутких синяков. Единственное приемлемое объяснение (хоть он ничего не помнил): его избили по пути из лаборатории либо он зашел в бар и с кем-нибудь подрался. Это и раньше случалось. Его лицо было из тех, что вызывают у пьяниц агрессию.

Он поднялся и побрел в маленькую ванную, примыкавшую к комнате. Он не нашел очков на обычном месте, рядом с зеркальцем для бритья. Отражение в зеркале было странно размытым, но Джером разглядел, что лицо его так же покрыто царапинами, как и остальные части тела Более того — над левым ухом вырван клок волос, и на шее засохла кровь. Морщась от боли, он занялся своими ранами: промыл их вонючим антисептическим раствором. Потом вернулся в спальню, одновременно служившую гостиной, и пустился на поиски очков. Джером обыскал все, но так и не обнаружил их. Проклиная собственную глупость, он принялся искать среди вещей старую пару очков. Наконец Джером откопал их. Линзы уже не подходили ему, зрение значительно ухудшилось с тех пор, как он их носил; однако Джером начал различать окружающий мир, хотя и довольно смутно.