Книги крови. Запретное. IV-VI

Это была она. Он знал наверняка, что существо было женского рода, хотя никаких известных ему признаков пола Джерри не разглядел. Когда рябь люминесценции побежала по телу животного, с каждой пульсацией оно стало являть себя в новой и необыкновенной конфигурации. Наблюдая за ней, Джерри думал о чем-то тягучем и жарко расплавленном – о стекле, например, или камне: ее плоть выдавливалась и округлялась в искусные формы и возвращалась в горнило, чтобы истечь в новом обличье. Ни головы, ни конечностей как таковых у существа не обнаруживалось, но на туловище виднелись гроздья ярких пузырьков (должно быть, глаз), и то здесь, то там с поверхности тела выбрасывались вверх радужные ленты – неторопливо и неярко вспыхивавшие, – которые, казалось, мгновенно воспламеняли сам воздух.

Внезапно существо издало серию негромких шумов, похожих на вздохи. Джерри подумал: может, они адресованы ему, а если так, – как должен он отвечать? Услышав за спиной шаги, он оглянулся в надежде получить указания от одной из женщин.

– Не бойся, – проговорила она.

– Я не боюсь, – ответил Джерри. Он и в самом деле не боялся. Чудище перед ним возбуждало и держало в напряжении, но не в страхе.

– А кто она? – спросил он.

Женщина подошла совсем близко. Ее кожа, облитая мерцающим игривым светом от существа, была золотистой. Вопреки обстоятельствам – или благодаря им – Джерри почувствовал прилив желания.

– Это Мадонна. Непорочная Мать.

– Мать? – проговорил Джерри, поворачивая голову, чтобы еще раз взглянуть на Мадонну. Волны сияния в ее теле прекратились. Теперь свет пульсировал лишь в одной части тела, и в этом месте, в ритм с пульсом, плоть Мадонны набухала и разделялась. За спиной Джерри снова услышал шаги, и к шуму воды добавились шепот, мелодичный смех и аплодисменты.

Мадонна рожала. Набухшая плоть раскрывалась, жидкий свет хлынул потоком, запах дыма и крови наполнил душевую. Девушка вскрикнула, словно сочувствуя Мадонне. Аплодисменты зазвучали громче, и внезапно плоть – в том месте, где она разделилась, – сократилась и выдавила на кафель пола дитя: нечто среднее между кальмаром и ягненком без шкуры. Струи воды из труб тут же привели его в сознание, и ребенок откинул назад голову, чтобы осмотреться: единственный огромный глаз был полон мысли. Несколько минут новорожденный выгибался на плитках, пока стоявшая рядом с Джерри девушка не вошла под завесу воды и не взяла его на руки. Беззубый рот младенца тут же отыскал ее грудь.

– Это не человек… – пробормотал Джерри. Он не был готов увидеть ребенка такого необычного и в то же время определенно разумного. – И что – все… дети у нее такие?

Кормилица опустила глаза на живой комочек в своих руках.

– Ни один не похож на предыдущего, – ответила она. – Мы вскармливаем их. Некоторые умирают. А кто выживает – живут своей собственной жизнью.

– Бог ты мой, да где же они живут-то?

– В воде. В море. В снах и грезах.

Воркующим голосом она заговорила с ребенком. Рифленая конечность новорожденного, в которой бежал свет, как в теле матери, покачивалась в воздухе от удовольствия.

– А отец?

– Ей не нужен муж, – последовал ответ. – Если ей захочется – она сможет иметь детей и от дождевых струй.

Джерри оглянулся на Мадонну. Ее сияние почти полностью угасло. Громадное тело выбросило завиток шафранного света, который, коснувшись водяной завесы, отбросил пляшущие узоры на стену. Затем она замерла. Когда Джерри повернулся к кормилице с ребенком, их уже не было. Исчезли и остальные женщины. Кроме одной – той, что он увидел первой. Она сидела у противоположной стены душевой, на ее лице играла улыбка, а ноги были широко расставлены. Он взглянул на ее лоно, затем – вновь на ее лицо.

– Чего ты боишься? – спросила она его.

– Да не боюсь я.

– Почему же тогда не идешь ко мне?

Он поднялся, пересек комнату и подошел к девушке. За его спиной все так же плескалась вода и сбегала по плиткам, а из-за водяной вуали слышалось утробное бормотание Мадонны. Ее присутствие не пугало Джерри. Он и ему подобные были ниже интереса такого создания. Если она способна его видеть, наверняка посчитала странным и нелепым. Господи! Да он самому себе казался нелепым. Ему уже нечего было терять – ни надежды, ни достоинства не осталось.

Завтра весь этот мир покажется сном: вода, дети, красавица, которая сейчас даже поднялась с пола, чтобы обнять его. Завтра он решит, что на день умер и посетил душевую ангелов. А сейчас приложит все силы, чтобы воспользоваться моментом.

Они – Джерри и улыбающаяся девушка – занялись любовью, а когда закончили, он попытался припомнить детали совокупления – и не смог понять, делал ли вообще хоть что-нибудь. Память выхватывала лишь зыбкие мгновения – не о поцелуях, не о самом сексе, а о тонкой струйке молока из груди красавицы и о том, как она бормотала в тот момент, когда их тела сплелись воедино: «Никогда… никогда…» Когда все закончилось, она оставалась спокойна и безразлична. И не было больше ни слов, ни улыбок. Она просто оставила его одного в измороси влажной душевой. Джерри застегнул грязные брюки и ушел, предоставив Мадонне ее плодородие.