Эзра был человеком, никогда не увиливавшим от прямого ответа, и считал, что долгие рассуждения – в делах плохой помощник. Он не был уверен в том, насколько корректно этот трактат о трансформации вписался в устройство его организма, да ему, по большому счету, это все было не очень-то важно. Единственное, о чем он мог думать: сколько раз ему умирать от стыда, если это мерзкое состояние когда-нибудь явит себя миру. Вернувшись на кухню, Гарви выбрал в ящике огромный мясницкий нож, поправил одежду и вышел из дома.
Слезы высохли. Сейчас они казались излишней роскошью, а Эзра не был расточительным. Он вел машину по пустому городу к реке, затем – через мост Блэкфрайерс. Там припарковался и спустился к кромке воды. В эту ночь Темза была высока и стремительна, гребни волн обметали стежки белой пены.
И лишь сейчас, когда Гарви, не особо вдаваясь в осмысление своих намерений, зашел так далеко, страх исчезновения приостановил его. Он был состоятельным и наделенным властью мужчиной, так неужели не существовало иных путей выхода из ордалии, чем тот, по которому он бросился очертя голову? Розничные торговцы таблетками, которые повернут вспять охватившее его клетки помешательство; хирурги, которые могут отхватить пораженные части тела и скроить заново его самого? Но как много времени потребуется на преодоление болезни? Рано или поздно процесс начнется заново – он знал это. Ему ничто не поможет.
Порыв ветра сбил с волн пену. Рассыпавшись в брызги, она ударила ему в лицо и сорвала печать с беспамятства. Мгновенно он вспомнил все: душевую, из труб в стене бьющие в пол водяные струи, жаркую духоту, смеющихся и аплодирующих женщин. И, наконец, то, что жило за водяной завесой: существо страшнее любой твари женского пола, какую только его убивающийся от горя рассудок мог воспроизвести. И он трахался там, на глазах этой бегемотихи, и в ярости совокупления – в тот момент, когда на мгновение он забыл самого себя, – эти сучки обернули его экстаз против него. Что толку теперь жалеть… Что сделано, то сделано. По крайней мере, он подготовил все для уничтожения их логова. А сейчас, прибегнув к самохирургии, он избавится от того, что они умудрились наколдовать, и не даст им возможности полюбоваться продуктом их мерзкого ремесла.
Ветер был жутко холодным, зато была горяча кровь. Она потекла обильно, когда Эзра порезал себя. Темза с воодушевлением принимала возлияния – лизала его ноги и крутила вокруг них водовороты. Гарви, однако, закончить работу не успел – потеря крови сломила его. Ну и что, подумал он, когда колени подкосились и он повалился в воду, никто ничего не узнает, только рыбки. Когда река сомкнулась над ним, на губах его замерла молитва о том, чтобы смерть не оказалась женщиной.
Задолго до того, как Гарви проснулся в ночи и обнаружил мятеж своего тела, Джерри вышел из Бассейнов, сел в машину и попытался доехать до своей квартиры. Однако это простейшее задание оказалось непосильным. Зрение и чувство направления изменили ему. На перекрестке он чуть не попал в аварию и, припарковав машину, решил отправиться домой пешком. Воспоминания о том, что с ним приключилось в Бассейнах, были смутными, хотя времени прошло совсем немного. Голова полнилась странными ассоциациями. Он шагал по реальному миру, но рассудок его пребывал в полусне. Видение Чандамана и Фрайера, поджидавших в спальне его квартиры, швырнуло Джерри назад, в реальность. Не дожидаясь от них слов приветствий, он развернулся и бросился бежать. Сидя в засаде, бандиты опустошили его запасы спиртного и среагировали не так быстро: пустились вдогонку, когда он уже был внизу и выбежал из дома.
Джерри пришел к Кэрол, но дома ее не оказалось. Можно и подождать. Полчаса он посидел на крыльце, а когда явился жилец с верхнего этажа, Джерри попросился внутрь – в относительное тепло лестницы, на ступенях которой и продолжил дежурство. Там он начал клевать носом и, задремав, отправился обратно по пройденному пути к перекрестку, где осталась брошенной машина. Мимо него проследовала большая толпа.