После помывки и завтрака все крыло вернулось в камеры; работу, отдых – любую деятельность, требовавшую перемещения по этажам, – отменили; камеру Ловелла сфотографировали и обыскали, а потом отмыли. После завтрака Билли проспал целое утро; состояние его больше походило на кому, чем на сон, такова была его глубина. Проснувшись к обеду, он стал куда веселее и общительнее, чем за последние недели. Бессмысленная болтовня никак не выдавала, что он знает о случившемся прошлой ночью. Днем Клив решил поговорить с парнем начистоту.
– Ты убил Ловелла, – сказал он. Не было смысла притворяться, что он ничего не знает; если мальчишка не помнил, что сделал, сейчас, значит, точно вспомнит потом. А вспомнив, как быстро он поймет, что Клив видел его превращение? Лучше признаться сразу.
– Я видел тебя, – сказал Клив. – Видел, как ты изменился…
Билли, казалось, не слишком обеспокоило это откровение:
– Да. Я убил Ловелла. Ты меня винишь?
Вопрос, вызывавший сотни других, был задан с легкостью, словно представлял лишь слабый интерес, не более.
– Что с тобой случилось? Я видел тебя…
– Я не хотел, чтобы ты видел. Я ведь давал тебе таблетки? Не нужно было шпионить.
– И прошлой ночью… – сказал Клив. – Тогда я тоже не спал.
Парень моргнул, точно удивленная птица, чуть наклонил голову:
– Ты сделал большую глупость. Очень большую.
– Хочется мне или нет, но меня это касается. Я вижу сны.
– Ах да, – теперь фарфоровый лоб избороздили морщины. – Да. Тебе ведь снится город?
– Что это за место, Билли?
– Я где-то читал:
– У мертвых? Значит, это какой-то город призраков?
– Я не хотел тебя в это втягивать. Ты был ко мне добрее, чем остальные. Но я же тебе
– К Тэйту.
– Именно.
Кливу хотелось расхохотаться: то, что ему говорили –
– Мой дед убил своих детей, – сказал Билли, – потому что не хотел передать следующему поколению свою ненормальность. Понимаешь, он узнал слишком поздно. До того как завел жену и детей, он и не подозревал, что отличается от других людей. Дед был особенным. Но он
– И повесили. И похоронили.
– Повесили и похоронили, но он не пропал. Никто не пропадает, Клив. Никогда.
– Ты пришел сюда, чтобы его найти.
– Не просто найти: заставить его
– Эта трансформация: ты всегда мог это делать?
– Нет. Только
– Тогда зачем ты это делаешь?
Мальчишка непонимающе посмотрел на Клива.
– Чтобы быть
Клив покачал головой:
– То, чем ты стал прошлой ночью, было отвратительно.
Билли кивнул:
– Дед думал так же. На суде он назвал себя исчадием ада. Никто, конечно, не понимал, о чем он, но он так и сказал. Поднялся и объявил: «Я – блевотина Сатаны, – сказав это, Билли улыбнулся, – Бога ради, повесьте меня и сожгите». С тех пор он изменил свое мнение. Век состарился и зачерствел – ему нужны новые племена.
Он пристально посмотрел на Клива:
– Не бойся. Я не причиню тебе вреда, если ты не станешь болтать. Ты ведь не станешь?
– А какой еще есть разумный ответ? – спокойно ответил Клив. – Нет, я не буду болтать.
– Хорошо. Еще немного – и меня здесь уже не будет, и тебя тоже. И ты сможешь забыть.
– Сомневаюсь.
– Даже сны прекратятся, когда меня не будет рядом. Ты делишь их со мной только потому, что у тебя есть небольшой дар экстрасенса. Поверь мне. Бояться нечего.
– Город…
– Что с ним не так?
– Где его обитатели? Я ни разу никого не видел. Нет, не совсем так. Я видел одного человека. Мужчину с ножом… он шел в пустыню…
– Я не могу тебе помочь. Я тоже там чужой. Я знаю только то, что мне рассказывает дед: что это город, населенный мертвыми душами. Что бы ты там ни видел, забудь об этом. Тебе там не место. Ты еще не умер.