Книги судеб. Часы [Два рассказа]

В процессе подготовки к выставке главный художник настаивал на несколько иной трактовке задачи. По его мысли, в названии издательства ударение следовало ставить на втором слоге. Поэтому прилавки должны размещаться в скважине, несколько расширенной в сравнении с обычными пропорциями висячих замков (примерно четырехметровой), дужка, широко открытая ожиданиям читателей, — нести рекламные и агитационные материалы, а большой железный ключ, прислоненный сбоку, символизировать многочисленные открытия, ожидающие тех, кто купит изданные здесь книги. Поколебавшись, руководство все же склонилось к первоначальной версии компоновки.

Сейчас на подъемном мосту у микрофонов стояли две белокурые красотки.

— Дорогие друзья! — сказала первая Барби таким звенящим голосом, будто от радости не чуяла под собой ног. — В российской культуре произошло огромное событие. Роман Элины Златокудровой «Факельщик» — уникальное литературное явление, способное серьезно всколыхнуть застоявшееся болото общественной жизни!

Предъявила слушателям ядовито-желтую обложку, на которой и впрямь было крупно написано черным: FUCKЕЛЬЩИК.

И восторженно спросила:

— Скажите же, Элина, о чем ваш новый роман, только что вышедший в издательстве «Замок», одном из крупнейших в России? Я-то, конечно, несколько раз его с восторгом перечитывала! Но вот читатели! Пусть и они знают, что скрывается под этой чудной обложкой!

Буряков невольно крякнул, одновременно поморщившись. Он сам писал сценарий всей этой белиберды. Первой дамочке отводилась роль редактора книжки, изданной к выставке. В целом было более или менее похоже. Но все-таки настоящий редактор не стал бы столь бурно ликовать по столь ничтожному поводу.

— Спасибо за этот замечательный вопрос, Светлана! — воскликнула вторая, так же пластмассово улыбаясь. — Мне будет приятно на него ответить! Мой новый роман — о любви!

Синие глаза сияли блистательной глупостью.

Тем не менее, если бы Буряков стоял в толпе на правах рядового покупателя, то вряд ли бы усомнился, что рекламируемая писанина и в самом деле вышла из-под пера этой идиотки. Если ты далек от издательского дела, трудно составить верное представление насчет того, каков истинный облик современного писателя…

— О, как интересно! — загорланила первая. — Как неожиданно! Любовь — это волшебное чувство, преображающее мир! Очень жаль, что нынешние авторы так редко обращаются к этой волнующей теме! Я уже вся в нетерпении! Уж-ж-жасно хочется прочесть вашу книгу! Окунуться в мир нежности и страсти!.. А скажите, Элина, — заговорщицки спросила она, съехав на тон ниже, — правда ли, что у вас сегодня день рождения?

— Правда! — с новой силой просияла вторая. — С самого утра я чувствую такой подъем, такую светлую радость! Такой наплыв творческих сил! Такую нежную грустинку!.. Но вместо того, чтобы, как обычно, получать поздравления и пить «Мартини» в компании близких друзей, мне пришлось явиться сюда, чтобы встретиться со своими читателями. Но я только рада этому, ведь читатели для меня важнее всего на свете!

С этими словами она раскинула руки: вероятно, готовилась к читательским объятиям.

— Твою мать! — неслышно пробормотал Буряков.

— Как прекрасно вы относитесь к читателям, дорогая Элина!.. — продолжала первая. — Простите, может быть, вопрос покажется не вполне светским, но вы так молодо выглядите! Сколько же вам сегодня исполнилось?

— Девятнадцать!

— И в свои девятнадцать вы представляете публике двадцать второй роман! Потрясающе! Феноменально! Какая одаренность! Какая работоспособность! Какой успех! Русская литература по праву может гордиться вами!.. Но откройте же секрет своим читателям, — теперь она тоже призывно раскинула руки, — о чем ваше новое произведение?

Буряков заскрипел зубами. Ведь только что спрашивала, дура!..

— О любви, — скромно потупившись, сообщила якобы Элина.

— О любви!!! — выходя из себя от неописуемого восторга, заголосила первая. — Вы слышите, друзья, этот роман — о любви! Какое счастье для многочисленных поклонников искрометного таланта Элины Златокудровой!

Издав этот вопль, она весело зааплодировала — вероятно, в знак окончания беседы. Вторая Барби напустила горделиво-смущенный вид. К ней начала строиться очередь ценителей ее творчества со свежекупленными книжицами в руках.

Буряков повернулся и угрюмо пошел прочь.

3

«Половину пропустили, кретинки! — кипел он про себя. — Десять раз проговаривали! На бумаге написано! Актрисы, разорви их пополам! Про экранизацию забыли… и что она продолжательница традиций Толстого и Тургенева, тоже забыли!.. Вот не заплачу ни хрена, будут знать!..»

Но сам понимал, конечно, что все это пустое бурление: как не заплатить, если и договор давно подписан, и аванс выдан.

Он сидел на вертлявом стуле в кафе на втором ярусе, пил третью чашку кофе в тщетной надежде унять ломоту, переместившуюся ближе к затылку, и хмуро смотрел вниз, где простиралось людское море.