Книги в моей жизни

Вероятно, ключом к этому поразительному сочинению служит следующая сентенция: «Ни одной моей мысли никогда не удавалось удовлетворить мою душу». История его жизни начинается поэтому с осознания духовного голода, с духовных поисков. Все предшествующее обратилось в ничто. «Начинай все заново. Иди прямо к солнцу, к необъятным силам вселенной, к неведомой Сущности. Будь выше бога, глубже, чем молитва, и открывай новый день». Так мог бы сказать Д. Г. Лоуренс. И я спрашиваю себя, читал ли Лоуренс Джеффриса. Сходство не только в мыслях, но также в расстановке акцентов и в ритме. Однако, когда мы сталкиваемся с такой повышенной чувствительностью к возможностям языка (по крайней мере английского), всякий раз мы имеем дело с оригинальным мыслителем. Иконоборцы всегда увещевают нас короткими, отрывистыми сентенциями. Они словно посылают нам телеграфное сообщение с какого-то удаленного, расположенного наверху почтового отделения. В этом состоит их разительное отличие от стиля пророков, которые всегда скорбят и плачут, угрожают и проклинают. Как бы там ни было, мы приходим в волнение независимо от того, соглашаемся с их требованиями или нет: ноги наши сами несут нас вперед, грудь вздымается, словно мы вдохнули большой глоток кислорода, взор устремляется ввысь, чтобы не пропустить ускользающее видение.

А теперь обратимся к «Четвертой Идее», в которой наглядно воплотилось томление его души. Он начинает так:

«С начала дописьменной истории были открыты всего лишь три самые важные вещи, которые имеют отношение к внутреннему сознанию. Всего лишь три идеи за двенадцать тысячелетий письменной или высеченной в камне истории и за все предшествующие им безгласные, темные времена. Три идеи сумел вырвать первобытный пещерный человек из мира неведомого — ночи, до сих окружающей нас при свете белого дня. Это существование души, бессмертие и божество. Когда эти три вещи были обнаружены, неизбежным следствием их стала молитва. С тех пор больше ничего не было открыто за все двенадцать тысячелетий, как если бы люди ими удовлетворились и сочли их достаточными для себя. Для меня же их недостаточно. Я хочу двинуться дальше и вырвать из мрака мысли некую четвертую вещь и даже еще более, чем четвертую. Я желаю иметь больше идей о душе-жизни. Я уверен, что здесь можно обнаружить больше. Великая жизнь — целая цивилизация — лежит за пределами общей мысли. Города и страны, обитатели их, мудрецы, культура — целая цивилизация. Новую идею невозможно показать, не используя для иллюстрации знакомые вещи. Я имею в виду не нынешние города или нынешнюю цивилизацию. Подобная жизнь отличается от всего, что мы способны вообразить. Существует связь идей, о которой ничего не известно. Это огромная система идей — космос мысли. Это сущность — пока еще не признанная Душа-Сущность. Вот что, грубо говоря, представляет собой моя Четвертая Идея. Она находится за пределами или в стороне от трех вещей, открытых пещерным человеком: она дополняет существование души, дополняет бессмертие и лежит за пределами идеи божества. Я думаю, что есть нечто большее, чем существование».

В том же десятилетии, когда Джеффрис провозгласил эти идеи или, точнее, воззвал к новым, более глубоким, богатым и цельным идеям, мадам Блаватская выпустила два удивительных тома, в которых проделала такую огромную работу, что люди до сих пор ломают над ними голову. Я говорю о «Тайной Доктрине» и «Разоблаченной Изиде». Эти две книги, несомненно, разбили наголову идею о вкладе пещерного человека в нашу культуру. Черпая из самых невообразимых источников, мадам Блаватская собрала богатейший материал в доказательство того, что традиция эзотерической мудрости никогда не прерывалась. Согласно этой точке зрения, не было такой эпохи, когда рядом с «пещерным человеком» или даже задолго до него не существовали бы исключительные существа — причем исключительные во всем смысле этого слова. Несомненно, они были исключительными и по сравнению с теми, кого мы считаем таковыми сегодня. Естественно, Блаватская и ее последователи совершенно исключают возможность изолированных исключительных людей — в их представлении это, скорее, целая великая цветущая цивилизация, о существовании которой мы даже не подозреваем.