Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы

Одновременно с инди-дизайнерами появились инди-красильщики, заполонившие рынок необычными, пригодными для машинной стирки шерстяными изделиями в электрических, кислотных цветах, которые мы шутя называли не иначе как «клоунская блевотина». В этом цирковом балагане не нашлось места едва уловимым естественным оттенкам. La Lana оставалась местом паломничества для странствующих вязальщиц, но со временем они уносили оттуда все меньше и меньше мотков в своих сумках.

Говорят, что самое трудное для музыканта – играть тихо, и это тем более верно для красильщиков. И хотя Луиза заработала свою репутацию благодаря пряже живописных оттенков, теперь она экспериментировала с самыми интригующими и необычными нитями в своей карьере, которые также оказались наименее известными.

Страстный экспериментатор с целой прядильной фабрикой в своем распоряжении, Луиза транслировала идею использования минимума цвета, чтобы дать определение пустого пространства с другой точки зрения.

Если раньше она смешивала цвета в расчете на ручное прядение, то теперь делала это прямо в прядильной машине, наслаивая окрашенное волокно вручную, с различной интенсивностью, поверх неокрашенного волокна, когда оно входило в чесальную машину. Она намекнула на это во время моего визита, когда мы осматривали чесальную машину. Как только у меня в руках оказался моток этой пряжи, я все поняла.

Дело в том, что чесальная машина для изготовления текстиля – это то же самое, что сито для просеивания муки, – жизненно важный первый шаг в создании сцепления без комков. Она создана, чтобы смешивать. Но Луиза и Роберт старались разобраться, когда и как добавить цвет таким образом, чтобы он оставался отчетливым на протяжении всего чесания, прядения (той зеленой машины, которая создавала Роберту проблемы) и финальной намотки. Это самая сложная и трудоемкая вещь, которую только можно представить, это можно осуществить, только если лично контролировать процесс на прядильном оборудовании – либо у вас должны быть прекрасные рабочие отношения с тем человеком, который умеет это делать. Нужно взломать машину, единственное предназначение которой – смешивать, обманом заставив ее деликатно выполнять свою работу. По большому счету, Эйсаку Норо из Японии – еще один уникум, кому это удалось.

Результаты были слишком поразительны для полного забвения. В мотках белоснежных пушистых одиночных нитей при более пристальном рассмотрении обнаруживалось легкое присутствие цвета, отчетливо различимого вплоть до отдельных волокон. При вязании цвет набирал глубину и яркость, а затем постепенно угасал. Это выглядело так непринужденно, так легко, что, возможно, в этом и была проблема. К тому времени ожидалось, что La Lana останется своего рода музеем красивой разноцветной пряжи ручной работы. А здесь же практически не было цвета, и это было непревзойденное мастерство. Но этого оказалось недостаточно.

Говорят, что самое трудное для музыканта – играть тихо, и это тем более верно для красильщиков.

В феврале 2012 года пришло известие, что La Lana закрывается. Это был конец целой эпохи. «Преданные клиенты, на которых можно было рассчитывать, что они выложат пару сотен долларов на шерсть и прочие материалы, почти исчезли, – сказала Луиза в интервью Taos News. – К тому же я старею. Как и все мы».

Появилась целая команда новых красильщиков шерсти, которые использовали природные красители. Некоторые учились у Луизы, иные лишь только слышали ее имя. И если Луиза научилась ремеслу в Южной Америке, эти новички обрели свое призвание в таких местах, как Индия и Япония. У них были блоги, поклонники на Ravelry и магазины на Etsy.

Когда La Lana закрылась, а Луиза сняла вывеску из-за отсутствия продаж, это было, словно Джорджия О’Кифф[5] вышла за покупками, а вернувшись, обнаружила, что все остальные художники и художественные галереи покинули Нью-Мексико, оставив ей лишь груду холстов, несколько старых номеров журнала Knitter’s Magazine и немалую задолженность по аренде.

Оказалось, после объявления Луизу завалили сообщениями и заказами на оставшиеся товары. «Так грустно, что мы закрылись», – написала она мне. Что ж, мне тоже грустно… Она объяснила, что по-прежнему будет заниматься крашением пряжи для частных клиентов, и я поставила в уме галочку, чтобы попросить ее об участии в моем проекте под названием «Большой белый тюк». Пообещала оповестить всех знакомых о распродаже и пожелала ей удачи.

Позже, в июле, она прислала мне короткое электронное письмо по поводу пряжи, которую я недавно упомянула в Knitter’s Review. Очевидно, некто aquí en Taos[6] (хотя Луиза родилась и выросла в Нью-Йорке, она частенько переходила на испанский в письмах) планировал открыть магазин пряжи с тем же названием, что и ее пряжа. «Это не создаст мне проблем?» Я всегда теряюсь, когда меня спрашивают о том, что находится вне сферы моей компетенции, поэтому так ничего ей и не ответила.

8 декабря 2012 года я узнала, что Луиза умерла.