Книжная лавка

Склоняюсь над столом, разглядывая фотографии. На первой изображена я. Если бы этот снимок был настоящим, а не просто декорацией из сна, то я бы сказала, что он сделан недавно. Вокруг рта и глаз уже обозначились морщинки, которые я каждое утро вижу в зеркале в реальном мире. Чуть напряженное выражение лица, будто я стараюсь улыбаться дружелюбно, но не слишком широко, иначе морщины будут казаться глубже. Волосы тщательно уложены и чуть подкручены внизу. На мне ярко-синее платье с воротником-лодочкой, жемчужные бусы и шляпа-таблетка в тон – вылитая Джеки Кеннеди. Ну надо же, во сне я стараюсь наряжаться как первая леди; у меня вырывается смешок. Мне очень нравится супружеская чета Кеннеди, я даже голосовала за Джека. Он хороший лидер, хотя в последнее время говорят, что он неправильно ведет себя с коммунистами и из-за его политики мы взлетим на воздух еще до конца года. Но в реальной жизни никто даже не подумает сравнивать меня с Жаклин Бувье Кеннеди независимо от моей симпатии к политическим взглядам ее мужа.

Я беру в руки другую рамку. В ней нет изображений, и это меня озадачивает. Только три пустых отделения. Здесь должны быть фотографии детей… Но почему Ларс их вытащил? И почему три отделения, а не два?

– Мам!

Я слышу, как Митч топает по коридору. Спустя несколько секунд малыш появляется в дверях кабинета.

– Мы уже заждались, – укоризненно говорит он. – Папа велел отнести тебе и не пролить по дороге.

Он протягивает мне кружку кофе – почти черный, как я люблю, всего капелька сливок. Я улыбаюсь и делаю глоток, наслаждаясь сладковатым вкусом. Судя по всему, Ларс знает, что я кладу в кофе всего один кусок сахара.

– Извини, мой хороший. Скажи папе, что я сейчас приду.

– Ладно! – Он выбегает в коридор.

Глава 4

Я снова просыпаюсь в своей желтой спальне. Рядом лежит Аслан. Я дома.

– Отличный сон, – говорю я Аслану. – Но тебя, приятель, там почему-то не было. – Чешу его за ухом и продолжаю рассуждать: – А может, и был. Дом-то большой. Наверняка спрятался где-нибудь в подвале.

Улыбаюсь и встаю с кровати – навстречу новому дню.

Утром в магазине, когда Фрида отлучается в уборную, я пытаюсь позвонить по номеру с визитки Ларса. Набираю его украдкой, чувствуя себя ребенком, который пытается по секрету от мамы стащить из буфета печенье. Что я скажу, если мне кто-нибудь ответит? Понятия не имею. И тут голос оператора сообщает: номер не обслуживается.

Потом я пытаюсь позвонить на домашний телефон Ларса, который он указывал в своем письме восемь лет назад. Конечно, шансы невелики, но попытаться стоит, хотя бы проверю, действует ли номер. Если действует, то вряд ли кто-нибудь возьмет трубку. В будний день Ларс наверняка на работе. Я набираю эти цифры второй раз в жизни, и ладони становятся влажными от волнения. Сразу кладу палец на рычаг, чтобы быстро повесить трубку, но вновь слышу голос оператора: этот номер тоже не обслуживается.

Торопливо вытаскиваю из-под прилавка телефонный справочник и просматриваю раздел с частными компаниями в поисках названия с фамилией Андерссон. Таких фирм нет – даже с более привычной фамилией Андерсен. И уж точно ни одного Андерссона.

Принимаюсь за раздел с домашними телефонами, но не нахожу ни Ларса Андерссона, ни Л. Андерссона. Вообразив себя миссис Андерссон и предположив, что номер зарегистрирован на мое имя, я даже пробую поискать Катарину Андерссон или К. Андерссон. Но мне опять не везет.

Больше в голову ничего не приходит. Пальцы сами тянутся к карману платья, где лежит очередная открытка от мамы. Не знаю почему, но сегодня я решила взять ее с собой на работу, а не убрать в папку, как обычно. Прекрасно помню, что на ней изображено, и смотреть не надо: улыбающаяся гавайская танцовщица, темные волосы перехвачены венком из гардений, травяная юбка прикрывает длинные ноги. Мамины слова на обратной стороне открытки я тоже помню хорошо.

Милая моя Китти!

Весь день думаю о тебе. Надеюсь, у тебя все в порядке. Ты знаешь, тетя Мэй постоянно спрашивает, как ты – счастлива ли, добилась ли в жизни всего, о чем мечтала. Я отвечаю, что ты, конечно, счастлива. Как же иначе. Если моя Китти захочет чего-то такого, чего у нее нет, говорю я, она обязательно это получит. Я в тебя верю, доченька. Ты можешь делать все, что захочешь. Ты можешь быть кем угодно.

Надеюсь, ты меня поняла.

С любовью,

мама.

– Мама, – шепчу я в тишине магазина, – что же ты пытаешься мне сказать?

Где еще нужно искать? Что я упустила из виду?

Я размышляю над своим объявлением, вспоминаю газеты, вышедшие осенью 1954 года. Может быть, удастся обнаружить там какую-нибудь подсказку?