Книжная лавка

– Я подумал… – Он смотрит себе под ноги. – Я подумал, что хочу посмотреть на ваши книжки.

– Конечно, заходи. – Улыбаюсь и приглашаю его в дом.

Глава 7

Я плаваю в зеленоватой воде. Глаза прикрыты, но сквозь ресницы я различаю, что в комнате царит полутьма. Осторожно шевелюсь, чувствуя, как теплая вода омывает тело.

Открываю глаза, ожидая увидеть просторную зеленую ванную в доме на Спрингфилд-стрит. Но эта ванная комната гораздо теснее. Стены в ней тоже зеленые, как и унитаз, раковина и маленькая ванна, в которой я растянулась. Вентиль на кране украшен витиеватой гравировкой из переплетенных букв «С» и «F». Рядом с раковиной на деревянной полке стоит толстая желтая свеча в прозрачном стеклянном блюдце, ее дрожащее пламя отбрасывает тени на стены комнаты. На опущенной крышке унитаза аккуратно сложено белое полотенце, чтобы можно было легко дотянуться, когда встанешь из ванны. На крючке, прибитом к двери, висит короткий пеньюар – кружевной, совсем крошечный, ярко-красный. Господи, да как такое можно носить?

Раздвижная оконная рама приоткрыта, и снаружи доносятся возгласы уличных торговцев и музыка. Аккордеон? Удивительно!

Я вытягиваю руки и шевелю пальцами. На левом безымянном по-прежнему красуются два кольца. Сегодня я разглядываю их куда внимательнее, чем в самом первом сне: широкое обручальное кольцо и изящное обручальное, с бриллиантом и гравировкой по золоту. Я плохо разбираюсь в бриллиантах, но это довольно крупный камень. Не настолько, чтобы казаться кричащим и безвкусным, но сразу видно, что не дешевка.

Да и руки у меня выглядят очень ухоженными – ни следа отросшей кутикулы, аккуратный маникюр, на ногтях бледно-розовый лак. Морщин гораздо меньше, чем в реальной жизни, я здесь определенно моложе.

Раздается стук в дверь, и в ванную неуверенно заглядывает Ларс:

– Просто хотел проверить, не уснула ли ты тут, родная.

Я улыбаюсь ему, и сердце сжимается от нежности:

– Заходи, составишь мне компанию.

Он смеется:

– Я вряд ли влезу в эту крохотную ванную.

Ларс все-таки переступает порог, закрывает дверь и осматривается по сторонам.

– Да уж, французы все делают маленьким и изящным. Только порции у них гигантские. – Он похлопывает себя по животу. – Отличный был ужин! Давно не пробовал ничего такого.

– Смотри не налегай на выпечку, – шутливо предупреждаю его. Понятия не имею, почему мне в голову пришла эта реплика. Просто с языка сорвалось.

Тут я замечаю, что Ларс тоже выглядит моложе и стройнее: волосы гораздо гуще, седины почти нет. На нем обычные брюки и белая рубашка без галстука, он спокоен и невозмутим. Когда Ларс улыбается, вокруг синих глаз собираются морщинки, но в предыдущих снах они были куда глубже.

– Ты сногсшибательно выглядишь, – сообщаю я. – Такой молодой и энергичный.

Он наклоняется за поцелуем.

– Ты у меня тоже красавица. – Ларс многозначительно оглядывает меня с ног до головы. – Вся целиком.

Неожиданно я вспоминаю фотографию на стене нашей спальни на Спрингфилд-стрит – и понимаю, где мы. У нас медовый месяц. Мы в Париже.

– Точно! – восклицаю я.

Он снова смеется:

– Ты что-то придумала? Не хочешь поделиться?

Я улыбаюсь:

– Нет, пожалуй. Но кое-что скажу: я хочу, чтобы в нашем доме была такая же зеленая ванная. И чтобы внутри все было цвета морской волны. Мне здесь очень нравится.

– Я – за.

Ларс вновь осматривает комнату, потом переводит взгляд на меня:

– Только, наверное, пусть она будет чуть побольше, как считаешь?

Я сладко потягиваюсь в воде:

– Самую малость.

– Если ты в ближайшее время не вылезешь из воды, то превратишься в черносливину.

– Да уж. Вылезу через минутку.

Украдкой бросаю взгляд на пеньюар, висящий на двери.

Ларс нежно улыбается.

– Я налью нам выпить. – Он выходит и осторожно прикрывает дверь.

В последнем сне мне было страшно закрывать глаза, когда мы оказались в кровати, – потому что если я усну здесь, то покину чудесный придуманный мир и проснусь дома. Сейчас в этой ванной, в теплом коконе счастья, мне вновь становится страшно. Я не хочу просыпаться.

Несмотря на все усилия, дремота все-таки одолевает меня, а просыпаюсь я уже в другой несуществующей ванной – в Денвере. В доме, который никогда не был построен, с людьми, которых нет на свете.

Опять смотрю на руки. Кольца на месте, хотя уже не такие новенькие и блестящие. С отвращением отмечаю, что все морщины вернулись. Осматриваю себя: по бокам и на животе видны растяжки. Кажется, я снова в 1962-м.

Стук в дверь, и голос Ларса:

– Катарина, ты как?

– Хорошо!

– Можно войти?

– Конечно.

Он входит – ему опять чуть больше сорока, это тот самый Ларс, к которому я уже успела привыкнуть. Но он все равно удивителен. Волосы поредели, появился живот, но ослепительно-синие глаза ни капли не изменились. И когда Ларс смотрит на меня, он тоже не замечает морщин и растяжек – я для него всегда буду прекрасна.

– Люблю тебя! – выпаливаю неожиданно. – Такого как есть, люблю до безумия.

Он улыбается:

– Все хорошо?

Снимает полотенце с сушилки и кладет на край раковины, чтобы мне не нужно было за ним тянуться.

– Ты уже давно здесь сидишь. Скоро превратишься в черносливину.

Я смеюсь: