Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль

— Кажется,—кивнула Жермен.—Наверное ничего еще не известно. Но и другие, ты же знаешь, не сидят сложа руки. Сама видишь, в Париже бошам становится неуютно.

— Браво-о! — заорала вдруг совершенно по-мальчи-шечьи Николь и подбросила к самому потолку одну из своих «Последних в жизни», да так, что туфля звонко шмякнулась об пол оторванной подметкой.— Браво, скоро мы с ними разделаемся! Скоро победа!

— Тише ты, сумасшедшая, соседи сбегутся или, чего доброго, услышат боши! — унимала ее, сама очень довольная, старшая сестра.

2. В ВИЛЬ-ДЮ-БУА

— Чем могу служить, мадемуазель Роллан?

— Я по поводу Арлетт, мсье Келлер. Пришла поговорить о вашей девочке.

— Опять что-нибудь натворила в школе? Вот негодница! Девчонке тринадцать, совсем уже большая, а никак не может без шалостей!

— На этот раз это не шалость, мсье Келлер,— начала, растягивая готова, учительница.— Если посмотреть на это, как на .. И вообще многие могли бы расценить это как .

Мадемуазель Роллан окончательно запуталась. Ее надутые красные щеки — точь-в-точь детские воздушные шары,—казалось, готовы были лопнуть.

— Да что же такое сделала Арлетт? — не на шутку встревожился Келлер — Что выкинула? Вы сказали, что это может быть расценено как .. что?

— Как политическая акция! — единым духом выпалила мадемуазель Роллан.— Да-да, ведь у нас есть такие, что не дремлют. Они готовы приписать школе и мне самой бог знает что!

И мадемуазель Роллан принялась залпом выкладывать «дело» Арлетт:

— Был урок пения. Я вела его сама, потому что мадам Бернар больна. Я не очень-то знаю их обычный репертуар. И вот я предложила девочкам петь то, что им самим нравится. Тогда вышла ваша Арлетт, сделала знак остальным и начала петь, как бы вы думали что?

— Понятия не имею, — пожал мощными плечами Келлер.— Какую-нибудь неприличную шансонетку?

— О, если бы! — воскликнула учительница.— Нет, нет, все было много хуже! — Она всплеснула руками.—Вообразите, Арлетт запела издевательскую песенку о радио:

От зари и до зари

Врет Радио-Пари,

И знает весь народ,

Что немец подло врет!

А окна в классе открыты, мимо идут люди... Вы понимаете мое волнение, мсье Келлер? Что подумают?! Ведь всюду есть любители так преподнести это, что меня сразу уволят. И школу могут закрыть! Скажут: «Вы внушаете детям такие идеи, такие настроения...»— Мадемуазель Роллан отерла носовым платком щеки, обмахнулась: ей было жарко.

Келлер неторопливо передвигал на полке за прилавком какие-то банки, бутылки. Учительнице вдруг показалось, что он усмехается. Как! Ему смешно? И тут вдруг учительница увидела и впрямь ухмыляющуюся физиономию Келлера.

— Вот негодница эта Арлетт! — не сдержавшись, фыркнул он.— Распевать такие песенки под носом у бошей! Ай-ай-ай! — Он покачал головой с самым лукавым видом.— Но согласитесь, мадемуазель, для этого нужна смелость. Не правда ли? Мне даже хочется аплодировать им, нашим ребятам. А вам разве не хочется? Ну, скажем, так, самую малость. Разве вы не согласны с этой песенкой? Ведь в самом деле передачи бошей — это препротивная штука. Сплошное вранье! Неужто вам они нравятся?

Мадемуазель Роллан мялась, теребила носовой платок.

— Ну да, ну да, мсье Келлер, в какой-то степени и я не в восторге от их радио. Но поймите, моя работа... Ведь может быть комиссия...

— Не беспокойтесь, вас не дадут в обиду, мадемуазель,— прищурился лавочник.— Я вам это обещаю.

В его голосе была такая уверенность, что учительница невольно начала успокаиваться. «А ведь и в самом деле Арлетт молодчина! — мелькнуло у нее вдруг.— И что это я праздную труса? Право же, этот Келлер может подумать, что я срвершенная дрянь». На лице у нее можно было легко прочесть эти мысли. Во всяком случае, Келлер смотрел на нее очень добродушно.

— Так я пойду, мсье Келлер, — сказала учительница.— И, пожалуйста... ничего не говорите Арлетт. Давайте забудем этот эпизод.

— Давайте забудем,— улыбаясь, подтвердил Келлер.

За Орлеанскими воротами Парижа, в предместье Виль-дю-Буа, все знали толстяка Келлера, приказчика в сельской лавочке, где можно было купить все нужное здешним людям — от лопаты и вина до ситцевого платья и гитары. Знали не только самого веселого и острого на язык Келлера, но и его жену Фабьен и двух детей — пятнадцатилетнего Андре и тринадцатилетнюю Арлетт.

Для огородников, водопроводчиков, мелких служащих, населяющих Виль-дю-Буа, лавка Келлера служила вечерним клубом: сюда можно было зайти пропустить стаканчик аперитива, почитать свежую газету а главное, обменяться местными новостями — кого выбрали в муниципалитет, мальчика или- девочку родила мадам Оливер, на ком именно женится старший сын Мегрелей и за сколько приобрел свой подержанный «Панар» молодой Кювье. Жан-Пьер Келлер охотно принимал участие в этих вечерних бдениях, но не забывал ловко и быстро обслуживать покупателей. Фабьен была неизменно приветлива, а ее стройная фигура и пикантное личико очень нравились мужчинам.