Книжная Москва первой половины XIX века

Библиотекарь Общества любителей российской словесности И. М. Снегирев составил опись библиотеки и привел ее в порядок. В своем дневнике за 29 декабря 1823 г. он записал, что из библиотеки общества «выкрадено три полки русских книг». Эта кража побудила Снегирева обратиться через некоего Вагнера к гадалке. «Вагнер, — писал он от 4 февраля 1824 г., — сказывал мне, что гадал у ворожеи о пропавших книгах О. Л. Р. С. и что ворожея ему сказала, что похитил их белокурый мужчина низкого росту (он думает на г. Васильева) и что как скоро узнает об этом, то бы скорее брать меры: иначе увезут в деревню». Похищенное так и не нашлось^{392}.

Моду открывать библиотеки при книжных лавках завел еще Н. И. Новиков. В 1780 г. он открыл первую в Москве библиотеку для чтения при своей книжной лавке. Точного перечня, кто из типографщиков и книгопродавцев имел библиотеки для чтения, нет. Но можно предположить, что в том или ином виде они имелись у большинства. В основном известны те библиотеки, чьи каталоги опубликованы. Например, Селивановский в 1807 г. организовал платную библиотеку для выдачи книг на дом «на Ильинке, против нового Гостиного двора». Сохранился ее каталог 1809 г. Библиотека Глазуновых на Никольской улице существовала на общих коммерческих основаниях. П. И. Глазунов, в доме которого находилась библиотека, приравнивал «чтение к торговле».

По сведениям 1843 г., на Кузнецком мосту работала библиотека купца А. Монигетти и купчихи М. И. Готье Дюфае, доставшаяся им от А. И. Семена, которому она была передана в 1827 г. купцом И. Буве, дедом его детей^{393}. На Кузнецком мосту в 1843 г. имелись библиотеки купца Ф. Северина (открыта в 1838 г.), Е. А. Наливкиной (открыта в 1835 г.), купцов К. Урбена и Д. Рено (открыта одновременно с началом книжной торговли в 1820 г.). В Тверской части Москвы в то же время имелась французская библиотека Ф. А. Дюкло (открыта в 1826 г.), библиотека Н. Н. Улитина (открыта в 1832 г.), В. В. Логинова (открыта в 1836 г.).

С 1844 г. было разрешено открыть французскую библиотеку мещанке Христине Лавиаль^{394}.

Библиотеки выпускали правила, каталоги. Через цензуру в 1841 г. проходили «Правила, по которым отпускаются на дома для прочтения книги и периодические издания, русские и иностранные, из библиотеки Елены Александровны Наливкиной»^{395}. Купец Дюкло в 1827 г. издал на французском языке каталог книг кабинета для чтения^{396}.

Из личных библиотек наиболее известны были библиотеки профессоров Московского университета. Например, Е. О. Мухин, чтобы не отстать от быстро развивавшейся науки, постоянно умножал свою библиотеку старыми и новыми сочинениями, выписывал зарубежные периодические издания, немногочисленные пока русские журналы, посвященные врачебным и естественным наукам. Мухин был практик, «мало цены имело для него то отвлеченное знание, которое навсегда остается одним только знанием, одною вывескою кабинетной учености; по его убеждению, всякое истинное знание должно было вести к полезному умению, увеличивать сумму наших практических способностей, а практическая способность никогда и нигде не должна была оставаться праздною»^{397}. И библиотека его не была собранием отвлеченных знаний. Он сделал ее доступной для студентов, знакомил своих учеников как с приобретенными им библиографическими редкостями, так и с последними новинками, выписанными по каталогам.

Обширная библиотека доктора медицины М. Я. Мудрова также была открыта для всех желающих. Он принимал на себя хлопоты выписывать студентам книги из чужих краев: каждый вписывал в тетрадку свое имя и титул нужной ему книги; по этой тетрадке Мудров через московскую книжную лавку Готье выписывал их на себя на собственные деньги с платою комиссионных по 5 % с рубля, получив книги, раздавал студентам, которые когда платили, а когда так и оставались его должниками.

Насколько была велика любовь к символическим картинкам в то время, свидетельствует описанная биографом Мудрова эмблема, придуманная им для собственного сочинения, которое хранилось в его библиотеке. На переплете книги «Слово о благочестии и нравственных качествах Гиппократова врача» (1814) гравер по просьбе Мудрова изобразил старую чайную чашку в память об отце, подарившем ему ее. Под чашкой был изображен красивый четыреножник, сама чашка была накрыта бронзовой крышкой. На нижней доске переплета был изображен камень как эмблема земли, на нем горящая лампада, символизировавшая огонь, на лампаде пиявица и бабочка, символизировавшие воду и воздух. Мысль такой эмблемы принадлежала отцу Мудрова, сын же попытался воплотить ее в рисунок, но, «к сожалению, резчик слишком пересолил свою стряпню, приделав пиявице усики и какую-то щетину на спине»^{398}.

Владельцы библиотек, переплетая книги, могли украсить их своими гербами, экслибрисами или так, как сделал это Мудров, эмблемой.