Книжник

В Кесарию прибыли засвидетельствовать уважение новому прокуратору царь Агриппа с

сестрой его Береникой. Фест воздал им пышные почести и вызвал Павла для беседы с царем.

Один брат из римлян рассказывал мне:

— Павел обращался к царю без всякого смущения, как будто он с ним на короткой ноге.

Спрашивал, верит ли тот иудейским пророкам. Я в таких вещах ничего не смыслю, но

вопросы Павла явно обеспокоили царя. Он вышел. Фест и Береника — за ним. Говорят, Павла вполне могли бы освободить, не проси он суда кесаря.

Вскоре я получил письмо от Луки.

— Прокуратор отдал приказ под охраной отправить Павла в Рим. Можешь ли ты

сопровождать нас?

Я всей душой желал отправиться с ними и горячо молился о Божьем изволении.

Поговорил об этом с Советом. Мы молились вместе. И никто не почувствовал, что можно

отпустить меня с миром, хотя меня и послали в Кесарию благословить Павла и передать ему

кое-что в дорогу.

При виде меня на глаза у Павла навернулись слезы. Наверное, он прочел у меня на

лице, что я не могу ехать с ним.

— Я знал, что слишком много прошу, но надеялся…

— Я нужен здесь, по крайней мере, сейчас. Когда вы отплываете?

— На неделе. — Он крепко сжал мои руки. — Мы хорошо потрудились вместе, друг.

Подумать только — сколько миль пройдено — от Антиохии до Афин и обратно. — Он

вздохнул. — Жаль, что ты не едешь со мной. Мне бы пригодилась твоя помощь.

Я попытался, как мог, смягчить его разочарование.

— Пара писем получилась у тебя довольно сносно и без меня.

Он рассмеялся.

Все то малое время, что мы провели вместе, ушло на письма.

Я проводил его. Прощание было тягостным. Мы не надеялись больше увидеться друг с

другом.

Но годы научили меня помнить, что у Бога всегда свои планы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Кто-то кашлянул. Сила обернулся.

В дверном проеме, скрестив руки на груди, стоял Епенет.

— Никогда не видел, чтобы человек так самоотверженно исполнял чужое поручение. — Прислонившись к косяку, он изучал глазами лицо Силы. — Я не хотел прибавить тебе

огорчений.

— У меня больше хороших воспоминаний, чем плохих, Епенет. — Сила задумчиво

улыбнулся. — Когда Павел отплыл из Кесарии, я думал, что никогда больше его не увижу.

— Ты потерял многих друзей.

72

Сила встал из-за письменного стола.

— Как и все мы. — Он потянулся. — К счастью, мы теряем их не навсегда.

Римлянин улыбнулся:

— Господь обновляет твою веру.

— Даже собака устает зализывать раны.

— Патробас говорит: молва, что ты здесь, разнеслась далеко. Многие просятся прийти.

Ты не против поучить?

Учить было его второй натурой, однако он боялся, что если соберется много народу, это

может повредить маленькой местной общине. И высказал свои опасения.

— Пожалуй, мне не следует здесь задерживаться.

— Я всю жизнь рисковал головой, Сила, но никогда в этом не было столько смысла, как

сейчас. Впрочем, дело твое. — Он усмехнулся. — Куриат просто рвется поговорить с тобой.

С тех пор, как ты появился, он приходит сюда каждый Божий день. Сегодня опять стучался

ко мне ни свет ни заря.

— Он напоминает мне Тимофея. — Сила подумал о Диане и о том, каково было бы

иметь жену и детей — и еще о том, почему это желание посещает его именно сейчас, когда

время для этого уже прошло.

— Так что скажешь?

— О чем?

— Интересно, о чем это ты так замечтался, Сила. — Епенет, казалось, развлекался. — Мне послать за Дианой, чтобы она привела Куриата?

Сила отвернулся, покрутил пальцами перо.

— Просто пошли за мальчиком.

Явился Куриат, и Сила целый час отвечал на его вопросы, пока не собрались остальные.

Пришедшие сидели тесно, чтобы всем хватило места. Сила глядел в их жаждущие лица

— большинство из них были ему незнакомы, но всех скрепляли узы любви Христовой.

— Я слышал Господа в Галилее, — сказал он. — Он стоял в лодке недалеко от берега, а

на склоне сидели тысячи людей и слушали. Голос его доносился до края толпы, где, на самом

верху, находился и я. — Он скривил рот в улыбке. — Я понял тогда не все из Его слов, но то, что понял, сильно встревожило меня. Слова его, как меч, проникали в мою душу, круша все

привычные понятия о том, кто я есть, и что мне делать со своей жизнью. Чтобы последовать

за ним, надо было все менять. Это напугало меня. И я ушел.

Сложив руки на коленях, Сила подался вперед, сцепил перед собой пальцы. Сквозь

слезы он не мог разглядеть лиц.

— Оглядываясь назад, я вижу, как много Господь давал мне возможностей, как часто я

сознавал, что Он говорит о поработивших меня грехах, как долго не давал Ему избавить меня

от сетей, в которые я сам себя загнал… — Он закрыл лицо руками. — О, как глупы мы, цепляясь за то, что имеем в этом мире, и полагая, что в этом наше спасение.

— Но ты же не цеплялся, Сила. Ты посвятил свою жизнь Христу. Иначе бы ты не был

сейчас здесь с нами.

Куриат со своим сострадательным сердцем. Опять совсем как Тимофей. Сила опустил

руки.

— Не могу сказать, что мне далось это без борьбы. Что я никогда не думал, о том, как

могла бы сложиться моя жизнь. — Он посмотрел на Диану. — Или о том, от чего я отказался.

Лицо ее смягчилось.

Мы все с чем-то боремся, Сила. — У нее был такой нежный изгиб губ. — Каждый

день несет с собой свои испытания.