– Это… это было просто волшебно! Мы гуляли по набережной, он такой начитанный, такой… такой замечательный, он читал мне стихи! Весь вечер читал Бродского! – задыхаясь от переполняющего её восторга, затараторила Мэл.
С кухни послышалось невразумительное «Ляяяя…», принадлежавшее Чацкому.
– Серьёзно? Это же нельзя читать! Это же какофония звуков! Где вы там поэзию усмотрели?! – голос Малыша был несчастен.
– Ты ничего не понимаешь, в тебе нет ни капли романтичности. А там, там про чувства, про образы… Такие, которые тебе, с твоим «судьи кто?» не понять, – парировала Мэл. Щёки её разрумянились, глаза сияли. Настроение у девочки было настолько прекрасным, что нелестный отзыв Малыша о Бродском совершенно её не расстроил.
– Ой, ну конечно. Я, вообще-то, тоже элемент поэзии… – обиженно буркнул Саша.
– Вот то-то и оно, что «элемент», – насмешливо фыркнула Мэл.
Маша воодушевлённо пыталась вспомнить душераздирающие строки про то, что «кто-то должен любить некрасивых», а Чацкий хватался за голову.
Онегин, который сидел в комнате и работал, не мог не слышать подробностей, но усиленно делал вид, что очень занят переводом очередного текста.
На очередной строфе из Бродского в дверях зала возник Базаров с банкой энергетика. Казалось, он только ими и питается. Он внимательно слушал, что декламирует девочка, а, дослушав до конца, произнёс: «Люди и вещи нас окружают, и те и эти терзают глаз. Лучше жить в темноте».
Маргарита рассмеялась. Базарову не понравилась эта реакция, но он лишь бросил на Ведьму презрительный взгляд и продолжил рассказывать Маше «Натюрморт». Читал он проникновенно. Серьёзно. Словно смакуя каждое слово и вкладывая в него тысячи смыслов. Маша восторженно слушала. Чацкий закатил глаза, махнул рукой и вернулся на кухню.
– «Сын или Бог, я – твой», – Базаров закончил эти строки тихо, почти шёпотом, но эти слова словно были обращением к кому-то из присутствующих.
– Почему ты засмеялась? – обратилась Мэл к Маргарите и обернулась к Базарову: – Евгений, ты круто читаешь стихи.
– Женя, кажется, выучил всё творчество Иосифа Александровича ещё давно. Мы когда останавливались у Ангелов несколько лет назад, он напился и читал очередную депрессивную муть, стоя на подоконнике пятого этажа. И чуть не сиганул вниз, заметьте, – весело рассказала Марго.
– Вам бы, Маргарита Николаевна, заняться бы не приведением своей внешности в порядок, а саморазвитием, – едко отозвался молодой врач.
Онегин, всё это время сидевший в переводах, выскочил, как чёрт из табакерки:
– Что ты себе позволяешь?! Немедленно извинись перед дамой! – гневно потребовал он.
– Расслабься, Стрелок, – снисходительно произнёс Базаров. – Я никого не оскорбил.
– Это правда, Женя, – поспешила успокоить Онегина Марго. – От Базарова никогда не дождёшься ни добрых слов, ни эмоций. Слишком чёрствый даже для оскорблений, – Маргарита насмешливо улыбнулась.
– Когда концерт? – сухо спросил Онегин, оборачиваясь к Мэл и старательно делая вид, что он уже забыл о существовании Базарова.
– В середине июня. Олегу нужно сдать ЕГЭ, и в честь этого… – Мэл собиралась пересказать всё, о чём она разговаривала с предметом своего обожания, но по лицу Жени поняла, что он не хочет этого слушать.
– Жаль, – неискренне отозвался Онегин, – думаю, я не приду.
Марго, Базаров и Мэл удивлённо посмотрели на него.
– Я думаю, мы уже закончим к этому времени, – пояснил Онегин.
– Допустим, – кивнул Базаров.
– Я решил, что отправлюсь путешествовать, как только мы разберёмся с ожерельем, – ошарашил всех Стрелок. – Я вспомнил своего друга… бывшего друга, вспомнил, как ему нравилось путешествовать, подумал: почему бы и нет…
– Вы не помирились? – сочувственно спросила Мэл.
– Говорим только про работу. А вы с Ви?..
Девочка мрачно посмотрела на Онегина.
– Я понял. Я тоже, – почти прошептал он.
Мэл заметила, что Женя погрустнел.
– Ну, твоя карма – терять лучших друзей – похоже, передалась и мне. Хорошо хоть, я не пристрелила Виолетту, – пошутила девочка, пытаясь скрыть, что эта тема для них обоих всё ещё болезненна.
– Конечно, не пристрелила, я же решил не учить тебя стрелять, – попытался отшутиться Онегин.
Маша лишь махнула рукой и стала набирать что-то у себя в телефоне, периодически ругаясь под нос.
– Маргарита Николаевна, – спросила вдруг девочка, – а ногти-то вот эти нарощенные как теперь отклеивать?
Марго сдержала улыбку.
***
Варвара Петровна сидела в кабинете и помешивала чай. Перед ней сидела разъярённая Элен, которую тщетно пытался успокаивать Киса. Павел Петрович бродил по кабинету серой тенью и молча наблюдал за происходящим.
– То есть, они просто стёрли ещё и Панночку? – негодовала Элен. – Мы вообще что-то собираемся делать? Почему никто не вмешался?
– Я пытался, – спокойно ответил проявившийся из-под пола Чёрный Человек. – Но они просто применили рубин, и бедняжка развеялась в прах.
– А почему ты ничего не сделал? – рявкнула Элен.
– Я был бессилен, – парировал Чёрный Человек.
– Мне тоже не нравится, – поддержал Элен Кирсанов, – что ты не помог ей.