Это характерно для России или это мировая тенденция?
Это мировая тенденция. Сегодня нет больших артистов мировой сцены. Вторая мировая война, Уинстон Черчилль – великий человек той эпохи, Шарль де Голль. Посмотрите сейчас на Францию. Я немного знаю жизнь этой страны с самых разных сторон, начиная с местного самоуправления и кончая правительственными кабинетами. Нет же почти никого! Жены первых лиц еще попадаются симпатичные. Все эти художники, удачные или неудачные бизнесмены – совершенно нет личностей. Меняется не только быт, но сам тип интеллектуала, да и всей политики. С одной стороны, глобализация, а с другой – страшная ограниченность: ты выбираешь нишу и потом сидишь в ней всю жизнь. То же и в литературоведении. Если ты зарубежный специалист по молодому Куприну, то уже не знаешь толком ни Бунина, ни Мережковского, никого… Это я утрирую, конечно, но в целом дело обстоит именно таким образом.
А что будет с обществом? Ведь человек не может быть без книги. Бродский в Нобелевской речи говорил о том, что самое страшное преступление против литературы – пренебрежение книгами, нечтение.
Дело ведь не в книге, дело в том, что это за книга. Мы перестали как-то помещать себя и свою жизнь в контекст вечности (я не говорю о чисто религиозной проблеме). Жизнь стала здесь и сейчас – и баста, как сказали бы итальянцы. Вся великая литература построена на том, чтобы вместить свою жизнь и жизнь вокруг в контекст общемировой идеи существования. Бог, космос – вот ведь в чем дело.
Помните, как Пьеру Безухову вдруг пришло в голову: «Боже мой, как все связано?» Он подумал о мировом синтезе, о том, что «сопрягать надо!». Для меня Толстой – продолжатель лермонтовской прозы. Я люблю Лермонтова. Он – пришелец, мимолетно спустившейся на землю. Иначе не понять, как можно в полудетстве писать и такие стихи, и «Маскарад», и позже прозу…
Евгений Юрьевич, что вы думаете по поводу будущего литературы? Еще будет большой роман, большая литература?
Будет обязательно. Люблю из Мандельштама: «Одиссей возвратился, пространством и временем полный». Мы все находимся в пути (не только люди, но и мир вообще). «Одиссея» – это же мировой сюжет. Мы все ищем, плывем к своей Итаке. Будет возвращение человека, наполненного временем и пространством, читателя, писателя, человека книги. Вот моя идея – чисто утопическая, но за нее не жалко положить жизнь, потому что обязательно должен маячить дом, остров.
Осколки памяти
Мне понравилось ваше высказывание: «Лучшее, что у нас есть, – это память, но она всегда фрагментарна». Оно перекликается с моим любимым из Бродского: «Время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии». Какие главные встречи остались в вашей памяти?
Это я просто повторил Катаева. Сейчас пишу книгу, которая называется «Осколки души и памяти». Мераб Мамардашвили когда-то хорошо сказал: «Никогда нельзя отдавать свои силы на недовольство окружающим миром». Это совершенно изматывает душу, лишает тебя созидания и вообще уничтожает жизнь. Перемена, полагаю, должна происходить в тебе самом: ты должен все время расти, улучшаться в своих глазах, причем возраст не имеет значения. Когда я говорил о «санитарной прибранности», я это имел в виду. Если каждый человек займется своим делом, улучшением экологии своей души, тогда, возможно, вокруг него что-то улучшится. Жизнь – это совокупность тех минут, которые прожил человек, и которые еще будут. Для меня важен смысл вот этой совокупности, состоящей из фрагментов. Понимаете, человек склонен себя оправдывать даже в дневниках. Но во всех жизненных фрагментах должно просвечивать целое, ради чего они проживались и создавались.
А кто из людей, присутствовавших в этих фрагментах жизни, был вам духовно близок?