Книжные магазины

Платоническая любовь – любовь при знакомстве. В одной из серий первого сезона телесериала «Западное крыло» показывается, как полицейские устраивают оцепление всякий раз, когда президенту Бартлету приходит в голову купить старые книги: к ним он питает настоящую любовь. Большая часть книг, которыми он обзаводится, издана в XIX – начале ХХ века и довольно необычна: Федр, Лукреций, сочинения об охоте на медведя, о горных лыжах. В современном фильме книжный магазин представляет собой пространство знаний, недоступных в официальных учреждениях – Библиотеке или Университете, – потому что книжный, будучи заведением частным, свободен от регулирования и потому что книготорговцы – еще бо́льшие фрики, чем библиотекари или университетские профессора. Поэтому жанр фантастики и жанр ужасов превратили книжный под руководством нетипичного мудреца, собирающего изысканные и запретные сведения, в антикварный магазин с тайной комнатой или подвалом. Многие современные комиксы изображают книжный как тайный архив, например «Пацаны» Гарта Энниса и Дарика Робертсона, где подвал магазина комиксов хранит реальную память о мире супергероев, или «Неономикон» Алана Мура, в книжном которого можно купить самые разные предметы, имеющие отношение к магии и садомазохизму. Этот отрывок из рассказа «Битва, завершившая столетие» Лавкрафта идеально иллюстрирует представление о циркуляции субкультуры, находящейся за пределами системы:

Отчет мистера Талька о данном событии, иллюстрированный известным художником Кларкаш-Тоном (изобразившим бойцов в виде бескостных грибов – символика, понятная только посвященным), был напечатан после нескольких отказов придирчивым редактором журнала «Мешок с призами из Города Ветров» У. Питером Шеф-поваром. Этот отчет, усилиями Отиса Адальберта Клайна, был, наконец, выставлен на продажу в книжном магазине «Размытый и Текущий». Три с половиной копии, благодаря соблазнительному описанию в каталоге Самюэля Филантропа, эсквайра, были все-таки проданы[54].

Но не только оккультизм, магия, религия или книги, запрещенные Инквизицией или диктатурами, находятся в кладовках или подвалах книжных: любая книга, обладающая аурой таинственности, малоизвестности, книга для happy few[55], неисчислимого меньшинства, connaisseurs[56], посвященных, может занимать эту потайную нишу. Будучи изданными, книги по большей части оказываются доступны множеству читателей: их цена рассчитывается на основании факторов, действующих в настоящем. С течением времени, в зависимости от удачи произведения и автора, в зависимости от его своеобразия или ауры, в зависимости от его принадлежности к числу классиков и сопутствующей ему славы, цена взмывает ввысь или обрушивается – книга попадает в аристократическое измерение или же опускается до уровня отбросов, мусора. Книга может быть предметом вожделения благодаря силе своего воздействия, или же вследствие силы рынка, причем первая зачастую тесно связана со второй. Например, Джордж Стайнер следующим образом вспоминает о том, как открыл для себя творчество Борхеса:

Помню, как один из первых знатоков борхесовского творчества в начале пятидесятых показывал мне в задних подвалах одной книжной лавочки в Лиссабоне борхесовский перевод «Орландо» Вирджинии Вулф, его предисловие к аргентинскому изданию «Превращения» Кафки, опубликованное 8 февраля 1942 года в газете «Насьон» важнейшее эссе об искусственном языке, изобретенном Джоном Уилкинсом, и редкое сокровище – «Пространство надежды», книжечку небольших эссе, вышедшую в 1926-м, но волей самого Борхеса больше не переиздававшуюся. Эти мелочи преподносились мне со скрытым превосходством. И поделом. Я прибыл к сокровищнице слишком поздно[57].