Книжные тайны, загадки, преступления

Так, Л. Н. Толстой первые свои произведения («Детство» и «Набег» — 1852) подписал инициалами «Л. Н.», а несколько освоившись в литературе, добавил еще одну букву — «Л. Н. Т.».

Одной буквой «П.» часто подписывался Пушкин.

Также одной буквой «В.» ограничивались П. А. Вяземский и В. А. Жуковский, только у первого это означало фамилию, а у второго — имя.

Гоголь же поставил под «Главой из исторического романа» («Северные цветы на 1831 год») четыре одинаковых буквы, входящих в его фамилию — Гоголь-Яновской[84] — ОООО.

Прозаик и критик А. В. Дружинин писал юмористические очерки «Сентиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам» в некрасовском «Современнике»[85]. Когда же очерки эти приобрели популярность, Дружинин начал подписываться под ними весьма прозрачным псевдонимом: Ив. Ч-р-н-к-ж-н-к-в.

Разновидность псевдонимов, употребляемых только в русской литературе, заключалась в использовании не имени, а отчества автора, которое в европейских странах отсутствует.

Один из основоположников советской литературы Александр Серафимович Попов, автор прославленного «Железного потока» (1924), избрал своим псевдонимом «Серафимович», лишь переставив ударение в слове.

Бывало и так, что буквы заменялись цифрами, в результате чего подпись оказывалась зашифрованной нехитрым шифром. Пушкин в юности подписывался «1… 16–14». Заменяем буквы на их порядковые номера в алфавите и получаем «А… П-н».

Самый простой и распространенный способ скрыть свое имя (и одновременно доставляющий потомкам немало хлопот для разгадки) — подписи N и NN.

Это сокращенные латинские слова nemo (никто) и nomen nestio (не знаю имени). Такие инициалы употреблялись Державиным, Карамзиным, Батюшковым, Грибоедовым, Гоголем, Достоевским, Некрасовым, Плещеевым, Куприным и множеством других литераторов.

Глава V ФАЛЬШИВЫЕ КНИГИ

Многим серьезным собирателям редких книг хочется купить уникальное издание, существующее в очень небольшом количестве экземпляров. И спрос рождает предложение. Всегда находятся умельцы, способные изготовить подделку, ведь фальсификация редких изданий — дело прибыльное.

В начале XIX века, когда в России резко возрос интерес к отечественной истории и культуре, коллекционирование древних рукописей вошло в моду. И сразу же стали появляться поддельные памятники древнерусской литературы — «Русская правда», «Устав Ярослава», «Чтение о житии Бориса и Глеба» и другие.

Фальсификаторы древнерусских литературных памятников в основном остались для потомков неизвестными. И все же есть несколько имен, вошедших в анналы истории русского библиофильства.

«Костыль Ивана Грозного»

Взять хотя бы уже знакомого нам по первой главе Александра Ивановича Сулакадзева. Прежде всего, следует отметить: этот человек, поставивший изготовление древних рукописей чуть ли не на поток, был бескорыстен. Точнее, его корысть состояла не в наживе, а во всепоглощающем желании заработать славу «великогоантиквария».

Это была анекдотическая личность. Известный филолог XIX века профессор И. А. Шляпкин охарактеризовал его так: «…«Хлестаков археологии» имел непостижимую дерзость выдумывать невозможный вздор, которому, быть может, и сам верил».

К этой характеристике близка оценка А. Н. Пыпина[86]: «…это был не столько поддельщик, гнавшийся за прибылью, или мистификатор, сколько фантазер, который обманывал и самого себя. По-видимому, в своих изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой восстановить памятники, об отсутствии которых сожалели историки и археологи; вывести на сцену самого Бояна[87], о котором лишь неясно говорило «Слово о полку Игореве»; объяснить древние события, о которых не осталось сведений… Древность представлялась Сулакадзеву в таинственных и фантастических очертаниях: без сомнения, до него дошли творения Оссиана; ему помнилось «Слово о полку Игореве»; по его каталогу видно, что он рылся в старых книгах, знал по-латыни, умел, по крайней мере, читать по-гречески. Главной его чертой остается фантастическое представление о старине…»