На столах, сколоченных из досок, разложенных туристических столиках и просто на ящиках, застеленных газетами, лежали книги, книги, книги. Колины глаза разбежались, собрались обратно и он нырнул в пучину книготорговли в поисках Той самой которая скрасит ему вечера. Речь о книге, конечно. Потому что больше колины вечера никто не скрашивал. Еще ни разу. Пока. Ведь он же — Студент!
Толстые потрепанные учебники…
Тонкие, отпечатанные на плохой бумаге переводы зарубежной фантастики…
Разноцветные книги «Библиотеки фантастики и приключений», к сожалению, уже все Колей прочитанные…
Книги «Альтист»…
А? Льтист?
Коля читал «Альтиста Данилова», но книжки, веером лежавшие на солидной торговой стойке, выгодно отличавшейся от своих соседок основательностью и даже некоторой монументальностью, пестрели разномастными заголовками.
Вот, например, эта. Автор — какой-то Аркадий Новинский, книга — с забавным названием «Кушайте пирожные». А на бумажной желтоватой обложке — никаких пирожных, хитро ухмылявшийся человек с бородой как Эдварда Тича (почему-то именно такая ассоциация возникла) поднимал бокал с шампанским, второй рукой обнимая томно изогнувшуюся девицу.
— А при чем здесь пирожные? И… альтист? — спросил Коля у продавца, длинные седые волосы которого свисали из-под обвисших полей черной шляпы.
— Пирожные — потому что это последнее, что предложили Григорию Распутину. Слыхали про такого?
— Конечно, — Коля не стал упоминать, что он узнал о существовании Распутина только после прочтения романа Пикуля «У последней черты». — У вас исторические романы?
— Альтернативно-исторические.
— Это как?
— Это жанр фантастики — альтернативная история. Сокращенно — альт. ист. Альтист.
— Ааа… как это?
— Ну вот вы читали, к примеру «Янки при дворе короля Артура»?
— Конечно.
— Ну вот, значит, имеете некоторое представление о жанре. История, в которой человек из нашего, современного — продавец почему-то усмехнулся — времени попадает в прошлое и меняет историю так, что она идет по другому пути.
— Но у янки же не получилось…
— Он пытался, — серьезно сказал продавец, — и у некоторых героев моих книг — получается.
Он взял в руки книгу про пирожн… тьфу, про Распутина.
— Вот в этой, например, человек оказался в теле Григория Ефимовича за несколько минут до его гибели. И сумел выжить. После чего начал свои похождения, так сказать, от его имени. Прямо авантюрный роман получился. Не желаете?
Коля на секунду зажмурился, представляя, что бы он сделал, оказавшись в 1916 году. Примкнул бы к большевикам, конечно. Революция, Гражданская, боевой восемнадцатый год — романтика… Не то, что сейчас, когда вся твоя жизнь — да и жизнь всей страны — известна на много лет вперед. Не, это, конечно, хорошо… Но скучно.
— О чем задумались? — вежливо улыбнулся продавец.
— Да так… О том, что бы я сделал в прошлом.
— Вы? — продавец прищурился, — Скорее всего ничего.
Коля обиделся.
— О, нет, нет, — замахал руками старик, — я вовсе не имел в виду, что вы стали бы в прошлом совершенно бесполезным. Умный и толковый человек смог бы дойти до степеней известных. Я хотел сказать — изменить историю вы бы точно не смогли.
Коля, раздувшийся было от гордости при словах «умный и толковый», обиделся повторно:
— В истории известны точки бифуркации. Воздействие на которые могло бы повернуть колесо истории в нужную сторону…
— В нужную? — каким-то нехорошим голосом произнес продавец, — Полагаете, сейчас она свернула в какую-то ненужную сторону?
— Нет-не-нет, сейчас она как раз пошла туда куда надо — из скучного застоя мы рванемся вперед, к коммунизму, осталось всего лет 12 — в новое тысячелетие мы вступим уже при коммунизме.
— Новое тысячелетие начнется в 2001-ом году, — хмыкнул продавец.
— Ну, значит, тринадцать, — покладисто согласился Коля, — Но ведь есть вещи, которые в прошлом просто необходимо изменить!
Продавец вздохнул:
— Например?
— Сталинские репрессии, — вообще-то Коля хотел сказать «Великая отечественная война», но, видимо, отцовские разговоры все-таки повлияли.
— Репрессии?
— Да, точно! — услышанное от отца, по телевизору, прочитанное в «Огоньке», в других журналах и газетах — все это привило Коле стойкое убеждение, что репрессии при Сталине — самое плохое, мерзкое, отвратительное, что вообще только может быть в истории.
— И на какие же «точки бифуркации» — продавец изобразил пальцами галочки, прямо как в американских фильмах на видике — вы будете воздействовать?
Коля задумался, но журнал «Огонек», вернее, недавно прочитанная в нем статья, снова пришли на помощь:
— 1 декабря 1934 года. Убийство Кирова, — уверенно произнес он.
— Да?! — озадачился продавец, — Почему?
— Ну как почему? Киров был главным конкурентом Сталина, именно поэтому его и убили…
Студент осекся и посмотрел на продавца. По возрасту тот вполне мог оказаться современником тех событий, а некоторые старики почему-то не любили, когда при них плохо говорили о Сталине. Другие не любили, когда говорили хорошее, но те-то понятно почему.