Книжный мотылек. Гордость (СИ)

— Увы… Официального объяснения этому факту нет, есть только исторический анекдот. Говорят, что мать императора и его жена вели нескончаемую войну за его внимание, и любой знак внимания одной из них воспринимался другой, как оскорбление. Когда в строящемся Веллингтоне появилась улица имени Жозефины, её свекровь потребовала у сына ответных шагов. Тогда-то и был заложен каскад. Императрица пришла в ярость, и император, опасаясь её гнева, придумал изящный выход из положения. С одной стороны — всем было понятно, в чью честь были разбиты пруды, с другой — формально у императрицы не было повода для недовольства.

— О, император настоящий политик — улыбнулась я. — Не боитесь оказаться в похожей ситуации?

— Боюсь, что у нас с моей матерью несколько другие отношения, — холодно отозвался Рауль, отступил на шаг и красивым жестом отправил в пруд остатки птичьего угощения.

После, отряхнув перчатки от крошек, он снова предложил опереться на его руку.

— Мне кажется, мисс Дюбо, что мадам Фредерика уже вполне бодра, и буквально изнывает от желания отправиться дальше.

«Странный какой-то», — решила я, опираясь на подставленную руку и отправляясь в недлинный путь к лавочке баронессы.

Глава 7

Мне казалось, что волноваться перед первым балом — удел юных, трепетных барышень, однако, когда пришел «день Х», я поняла, что оставаться спокойной мне не удается. Не помогли ни получасовая болтовня по буку с Нессой, которая всячески пыталась меня приободрить, ни традиционный «созвон» с мамой и Ксавом. Разговор с Ксавом наоборот, привел мои чувства в смятение. Брат искренне досадовал, что не может быть со мной рядом в такой ответственный момент и все пытался выяснить, «как мне Рауль», который должен был, по задумке брата, стать ему достойной заменой. Пришлось пустить в ход всю свою дипломатичность, которую я с таким успехом применяла в общении с мамой, поэтому разговор я закончила с чувством огромного облегчения. И если во время завтрака я все-таки смогла справится с омлетом, то во время ленча тетушка, посмотрев, как я нервно кручу в руках чашку, сообщила, что этот чайный сервиз дорог ей, как память, и если я планирую бить посуду — она с удовольствием выдаст мне сервиз поплоше. Я постаралась взять себя в руки и покорно выпила чаю с ромашкой, который, по мнению тетушки Агаты, должен был помочь мне успокоится. Надо ли говорить, что чай нисколько не помог?

Поднявшись в свои комнаты я не смогла ни читать, ни найти какое-либо другое занятие, поэтому принялась бесцельно бродить из комнаты в комнату. Эти бессмысленные метания прекратила тетушка, которую я застала у себя в туалетной.

— Помнится, перед своим первым балом я тоже не находила себе места, — заявила она, усаживая меня в кресло и устраиваясь в другом.

— Но не в моем же возрасте, — немного нервно всплеснула я руками.

— Феерическая чушь! — фыркнула тетя Гасси, и прижала палец к моему лбу, — у такой умной девочки как ты гораздо больше поводов для волнения, чем у едва покинувших классные комнаты и пансионы девиц, которые еще ничего толком не видели. Практичные мечтают об удачном замужестве и о том, что будущий муж будет не слишком невыносим, романтичные — мечтают о Большой Любви, и беспокоятся лишь о том, что не сумеют её распознать сразу. Ты же — другое дело. Впрочем, я пришла сюда не за этим. Я хочу подарить тебе одну вещицу.

Прю, которую я не сразу заметила, передала тетушке небольшой, завернутый в бархат, предмет, который та стала осторожно разворачивать. Вскоре, у нее в руках оказалась старинная шкатулочка из тисненой кожи, углы и небольшой замочек которой были отделаны серебром.

— Возьми, это тебе, — улыбнулась мне тетушка.

Я несмело взяла несомненно антикварную шкатулку, и, почти не дыша, попыталась открыть замочек.

— Смелее, Милочка, — подбодрила меня виконтесса, — эта шкатулка служила не одному поколению девиц, и, думаю, послужит еще твоим внучкам.

Щелкнул, поддаваясь, замок, я откинула крышку и замерла. Внутри лежал…

— Это бальная книжечка, — услышала я тетушкин голос, — в нашей семье её всегда передавали по женской линии, от матери — к дочери. Увы, на мне эта традиция прервалась… Но я ужасно не люблю, когда вещи лежат «просто так».

Я потрясенно подняла глаза на виконтессу, чтобы тут же вновь опустить их — кружевной платочек тетушки в кои-то веки использовался ей по прямому назначению.

Бальная книжечка удобно легла в руку, была она небольшой, но безделушкой не казалась. Узорный край серебряной обложки изображал венок из листьев, а сама обложка была украшена эмалевой вставкой цвета ночного неба. Рисунок казался простым, даже аскетичным — ветка дерева в розовом цвете и пара мотыльков, однако, я уже видела такие рисунки раньше, и знала, сколько сил и терпения приходится приложить художнику для создания такой миниатюры.

— Чтобы открыть — вытащи карандаш, там, со стороны среза, — подала голос тетушка.

Я вытянула маленький, но от этого не менее удивительный серебряный карандашик из специального крепления, и распахнула книжечку. В ней еще оставались пожелтевшие листы, с полустершимися надписями.