Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Даже попытка библиографического описания этой книги вызывает серьезные трудности. Место издания не указано, хотя в выходных данных читаем «printed in Czech Republic». Нумерация страниц начинается с обложки, на которой воспроизведена не слишком пристойная композиция, состоящая из обиженного снеговика, собачки и связанного обнаженного юноши кисти (если так можно выразиться по отношению к произведению современного художника) Садао Хасегава. ISBN, правда, наличествует, как, впрочем, и копирайт автора, скрывшегося под псевдонимом Fr. D. V. Моя скудная латынь позволяет мне предположить, что «Fr.» обозначает «брат», в смысле монашеского ордена. Что это за орден, становится ясно из другой картинки – на третьей странице. Это – бог сатанистов, Дьявол. Теперь понятно, кем «им самим» написан «Кодекс гибели».

«Кодекс гибели» – один из любопытнейших в нашей словесности образчиков воспаленного гомосексуального эстетизма, не щадящего ни приличий, ни морали вообще, ни истории, ни даже здравого смысла. Находящего удовольствие в этом отсутствии жалости. Плоть книги – словесная ворожба вокруг довольно банальной вещи – однополого коитуса, разукрашенного, впрочем, всякой всячиной: сатанизмом, «голубым» периодом истории нацистского движения, кинематографическими пейзажами и мизансценами, ворохом красивых и ужасных вещиц. «Кодекс гибели» мастерски интонирован; безусловно, он сочинен поэтом и предназначен для чтения вслух, а не глазами. Длинные перечисления, риторические и нравоучительные пассажи, перебиваемые короткими восклицаниями на непонятном энохийском языке, изобретенном (открытом?) автором: «Quasb!», «Agios о Atazoth!». Честное слово (чуть не написал «ей-богу!»), не хочется прозревать за всем этим никакой настоящей мистики, истинного сатанизма; хотя очевидно, «Кодекс гибели» есть попытка анти-Евангелия (равно как и «анти-Корана» с примесью «анти-бусидо»), ведь Евангелие, в сущности, «Кодекс Спасения». Главное, что раздражает в этой мастерски написанной книге, – назойливое стремление (как бы походя, невзначай) оскорбить как можно больше святынь, нарушить максимум табу, наговорить (как бы) неслыханных дерзостей. В этом у Fr. D. V. есть предшественники, предки (в разной степени родства) – ругачий Селин, яростный Жене, болтливый Берроуз. (Замечу в скобках, что у «Кодекса», точнее – его первой части, воспроизводящей некий разговор, даже «семинар» «посвященных», «братьев», вдруг обнаруживается неожиданный доморощенный прадед – «Русские ночи» Одоевского, которые тоже есть не что иное, как разговор, философический семинар со вставными новеллами, своего рода тоже «кодекс», только не «гибели», а «спасения», спасения мира посредством России. Что же до явной переклички сочинения Fr. D. V. со «120 днями Содома» и семинарами Лакана, то вот красноречивая цитата из 1-й части «Кодекса»: «Мы – мировой пустяк. И вскоре не останется никого, только мы, участники семинара, – павел сергеевич, роберт, илья, сережа и я».)

И последнее – марксистское – замечание. Очень буржуазная книга. Все представления автора о богатой и красивой жизни – из Пруста и австро-венгерских оперетт: сигары, шампанское, монокли, кокаин, билеты в оперу. Только мескалин более позднего происхождения – из Олдоса Хаксли и вышеупомянутого Берроуза (к сожалению, не того, что придумал Тарзана).

Король проспекта: Единственное полное собрание всех текстов и стихов Гарика Сукачева. (Издание первое) / Предисловие к книге написал А. И. Митта. М.: ЛЕАН, 1999. 256 с., ил.

Похвальное стремление стать по-ренессансному многосторонней личностью, так сказать, титаном Новейшего Русского Возрождения, волшебно превращает блеющего певца в чародея кухмистерской, шоумена с внешностью брачного афериста – в депутата. Досталось и словесности. Своими ценными наблюдениями о жизни, стихами к случаю и без, чеканными афоризмами неустанно делятся парикмахеры, модисты, отставные вице-премьеры. Вот и Гарик Сукачев, наш двойник Тома Уэйтса, порадовал публику своим литературным ПС С.

Большая его часть состоит из непонятного назначения текстов песен; просто читать их невозможно, для всего прочего нужны кассеты или CD. Впрочем, есть один вариант: использовать эту книгу на манер молитвенника; так и вижу стайку сукачевских поклонников, задушевно распевающих (у каждого в руках по заветной книжице): «Горит огонь, горит, / Но что-то мне неможется, / Что-то грустится мне, / Что-то тревожится. / То ли себя потерял, / То ли раскис совсем. / Что-то забыл, не узнал, / Лодкою на мель сел».

Что же до «чисто» поэтической и прозаической части, то она, будь распечатана в десятке номеров студенческой многотиражки бобруйского пединститута, никаких эстетических претензий не вызвала бы. КВН капустник.