Как бы то ни было, перед нами восхитительно написанная (точнее, составленная) книга прозы. Ей ничуть не мешает исчерпанность культурной эпохи, породившей всю эту расчетливую любовь к маргиналиям, комментариям, лабиринтам, тамплиерам, розенкрейцерам, наспех составленным схемам и затейливым аллегорическим гравюрам. Ни даже то, что магистральный сюжет ее уже изложен Борхесом в нескольких новеллах и эссе. Птицы ищут птичьего бога Симурга и осознают в конце концов, что они и есть Симург. Прочитав комментарии к исчезнувшему роману, мы понимаем, что прочитали сам роман. Рай и есть пути к раю.
Виктор Шкловский. Ход коня: Книга статей. М.: Кн. изд-во «Соль», 1999. 208 с.
«Когда мне приходится писать заметки рецензионного характера, я чувствую себя, как государственная печать, которой Том, по воле Марка Твена, сделавшийся английским королем, колол орехи… Но нужно колоть и орехи. Нужно писать, хотя бы для того, чтобы за тебя не писал другой и не мучил тебя своим остроумием». Я, собственно говоря, составляю «Книжную полку» из тех же соображений, но без шкловского высокомерия и гордыни; не уверен, что мною можно было бы штамповать высочайшие указы. Пусть это будут орехи.
Статьи, рецензии и эссе, составившие книгу, написаны в голодном и холодном Петрограде 1919–1920 гг. Читая «Ход коня», постоянно отгоняешь от себя две незаконные мысли; первая из них – о том, что страдания и лишения способствуют расцвету изящных искусств и наук (довольно пошлая и подлая идейка). Вторая – о благотворности русских революций 1917 года (и русской революции вообще) для все тех же изящных искусств и наук, а для словесности и подавно. Не правда ли, странно, что на стороне революции, в той или иной форме, так или иначе, в то или иное время, были почти все лучшие русские писатели и поэты (кроме, пожалуй, Бунина)? Что не будь революции, никакого бы Платонова с Зощенкой не было бы и в помине, даже В. В. Набоков так и остался бы дилетантом-барчуком, пописывающим стишки? Вот и Шкловского бы не было – автора «Сентиментального путешествия», «ZOO», «Хода коня»… Речь, конечно, не о полезности сотрясения основ, а о полнейшем несовпадении направлений порывов муз и медленного хода жизни.
Как бы то ни было, книга – превосходная (я даже закрываю глаза на странный вид издания – пострепринт, недорепубликация). Обстоятельный, мастеровитый юмор Шкловского покоряет. Лучшая фраза «Хода коня» посвящена знаменитому татлиновскому проекту памятника Третьему Интернационалу: «Памятник сделан из железа, стекла и революции».
Елена Тахо-Годи. Константин Случевский: Портрет на пушкинском фоне. СПб.: Алетейя, 2000. 400 с.
Приятно, что еще пишут такие книги – обстоятельные, не зараженные структуралистским хитроумием, пост-структуралистской безответственной болтовней. Кажется, это – первая подробная биография «несуразнейшего и в то же время – одного из глубочайших русских поэтов» (Ходасевич), жившего в не слишком хорошее для поэзии время. Он родился в год смерти Пушкина, а умер через полгода после выхода в свет «Золота в лазури» Андрея Белого. Не удивительно поэтому, что биография Случевского – прежде всего история; история, сплетенная из истории словесности, общественной мысли, политической и социальной. Может, я ошибаюсь, но лучшие специалисты по истории России XIX века сейчас – историки литературы. И, даже если вы никогда не читали таких, например, строк:
но интересуетесь историей и культурой России прошлого (и начала нынешнего) века, непременно прочтите эту книгу.
Уильям Берроуз. Кот внутри / Пер. Дм. Волчека. [Б. м.]: KOLONNA publications, [б. г.]. 64 с.
Это позднее сочинение известного бунтаря, хулигана, героя альтернативной Америки – весомый вклад в науку «котологию», представленную столь выдающимися именами, как Т. С. Элиот и X. Кортасар. Ненависть Берроуза к собакам, точнее, к «уродливому Собачьему Духу, с которым не может быть компромиссов», объясняется не только естественными предпочтениями и прихотями автора, но и тем местом в биолого-социальной классификации, которое «друзья человека» получили в известной сказке Дж. Оруэлла. Честно говоря, и для русского человека «собака» ассоциируется скорее с тевтонскими «псами-рыцарями», с садистическими псами-опричниками Ивана Грозного, с помещичьей травлей детей собаками (см. «Братья Карамазовы»), с фразой из советского учебника по новейшей истории стран Запада: «Носке – кровавая собака германского империализма», со сторожевыми собаками ГУЛАГа, наконец, – с бедолагой Шариковым. Хотя бы поэтому «Кот внутри» должен понравиться отечественному читателю.