Уткин не обратил внимания, но когда Алексей Михайлович направился к двери, вдруг вздрогнул. Это, должно быть, пришел Павел, настоящий Павел. Уткин хотел нажать кнопку, но понятно было уже, что не успевает. И что будет, когда два Павла - настоящий и самозванец, окажутся в одной комнате? Что-то, конечно, будет, так не бывает, чтобы ничего не было, но Уткину не хотелось думать о том, как это будет. Лица за столом кривились, стараясь сохранить свои - или уже не свои? - очертания. На лице Ивана Васильевича прочно обосновалась борода. У Алексея Михайловича тоже что-то такое было. А у Петра Алексеевича (академика) были только усы, которых раньше вроде бы не было, когда он был только академиком. Разруливать новую ситуацию? Уткин мысленно пожал плечами. Кто-нибудь сойдет с ума от всего этого. Проще постараться, чтобы новый гость не вошел, кем бы он ни был.
Алексей Михайлович уже вплотную приблизился к двери.
- Кто бы это мог быть? Мы ведь никого не ждем, - произнес Николай Павлович.
- Не открывайте! - испуганно воскликнула Елизавета Петровна. - Не открывайте ему.
- Посмотрите в глазок, кто там, - сказала Екатерина Алексеевна.
Подойдя к двери, Алексей Михайлович заглянул в глазок.
- Я его не знаю, - сказал он тихо.
В девятом месяце буддистского лунного календаря в Таиланде проводится Праздник девяти богов. Ключевым событием праздника является шествие, участники которого истязают себя, нанося порезы и разнообразными способами протыкая свои тела. Чаще всего истязательной процедуре подвергаются щеки. Их протыкают ножами, мечами, копьями. В прорезанные отверстия вставляют самые невообразимые предметы. На фотографиях можно увидеть бычьи рога, скрещенные пистолеты, руль мотоцикла, гитару, лопату, два зонтика, а также ветвь, полную цветов и листьев.
Истязания угодны богам.
А на Филиппинах в Страстную неделю истязают себя христиане. Они до крови бьют себя специальными плетками, снабженными бамбуковыми палочками. Немногие избранные подвергаются натуральному распятию, прибиваемы гвоздями к крестам. В старое время вместо плеток могли использовать дубинки, утыканные острыми стеклами, но с тех пор нравы смягчились.
Мусульмане-шииты в праздник Ашура бичуют себя цепями с острыми лезвиями на конце, наносят себе удары кинжалами и саблями.
У индуистов тоже есть праздник Тайпусам, во время которого они прокалывают свое тело многочисленными иглами и крючками, к которым подвешивают грузы и даже привязывают тросы, на которых они тянут за собой ритуальные платформы, украшенные цветами.
Истязания угодны богам. Именно через истязания достигали святости многие святые. Их распинали, жгли огнем, рвали железными когтями, расчленяли, колесовали, бросали зверям на растерзание - и вот, они удостоились. А кто не сподобился, те сами подвергали себя истязаниям разного рода. Можно усмотреть в этом нечто от обряда инициации.
Эти инициационные обряды могут быть весьма жестокими. Пишут, что в одном австралийском племени при совершении обряда юношам распарывали пенис вдоль мочеточника. Только после этого они могли считаться настоящими мужчинами.
- Я его не знаю, - сказал Алексей Михайлович, заглянув в глазок.
Иван Васильевич подошел и тоже приложился к глазку.
- И я не знаю, - сказал он.
- У него что-то в руке, - сказал Алексей Михайлович, опять посмотрев, и уступил глазок Ивану Васильевичу.
- Это нож, - сказал Иван Васильевич.
- А по-моему это пистолет, - сказал Алексей Михайлович.
Николай Павлович тоже подошел к двери.
Звонок раздался снова.
- Надо позвонить в полицию, - сказал Николай Павлович, оторвавшись от глазка.
Алексей Михайлович стал набирать номер.
Лучше без полиции, подумал Уткин.
- Это не полиция, - сказал Алексей Михайлович, отложив трубку.
- Я позвоню. - Николай Павлович достал мобильник и тут же уронил его. Гаджет распался на части. Крышка и аккумулятор разлетелись в разные стороны.
Николай Павлович опустился на корточки и стал собирать с полу рассыпавшиеся телефонные части.
- Откройте! - закричал тот, кто был за дверью, и забарабанил в дверь кулаками.
- Не открывайте, - сказала Елизавета Петровна.
- И не собираюсь, - сказал Алексей Михайлович и возвратился на свое место. Борода прочно обосновалась на его лице.
А у Николая Павловича были только усы.
Тот, кто за дверью, замолчал. Раздались звуки, будто его тошнило. Что-то упало со стуком, потом стало тихо.
Николай Павлович посмотрел в глазок.
- Никого нет, - объявил он.
- А вы все-таки не открывайте, - сказала Елизавета Петровна.
- Ничего страшного, - сказал Николай Павлович и открыл дверь. Там действительно никого не было.
Надо уходить, подумал Уткин. Что надо знать, я, кажется, уже узнал.
- Заходите еще, Павел, - сказал ему на прощание Петр Алексеевич. Имя "Павел" он произнес с явной двусмысленностью. - Интересные повороты возникают в дискуссии при вашем участии. - И, улыбнувшись, добавил: - А вероятность, если хотите знать, всегда ненулевая.
***