Ко мне приходил ангел

И что мне теперь с ней делать, стереть ластиком, и с понедельника заняться йогой? Начать учить китайский? Податься в Москву, набить морду Андрюхе? Испортить жизнь своей жене, воскреснув из мертвых? Перспективка грела самолюбие, и было уже картинки страшной мести забрезжили, но радости не было. Мелкое ехидство, и даже не злоба, а так, злобствование, а радости не было. Месть — это блюдо, которое уже не хотелось есть ни горячим, ни холодным, ни сырым, ни вареным. Не хочу. Угробить еще годок на то, чтобы всех достать и наказать? Нет. Сейчас-то уже вон она весна здесь, она весна есть, а меня нету. Где я? Ау, опять потерялся, а находился ли я, я и не знаю.

Потому о возвращении в Москву речи пока не было, соблазн был, но это уже было так, чисто потешить себя, не более, действия в этом уже не могло быть. Еще иногда хотелось побыть эдаким Гетсби — вернуться потом, когда все забудут обо мне, великим и могучим, но это и вовсе только смешило. Предствалял себе все это возвращение великого Арсеньтия, и ржал. Но сейчас, сегодня, уже понедельник. Новую жизнь я не начал, потому что вчера меня штормило, а сегодня я проспал, я опаздывал, и я потерялся. Ждать неделю до следующего понедельника, вторника, шторма, нового года, второго пришествия? Чего ждать, тоже не понятно. Господь видимо лично должен мне доложить о своих планах по поводу моей жизни, а лучше еще согласовать их со мной, а еще лучше, если Он, Всевышний, спустит их, Свои планы, мне на утверждение. Да-а-а-а, вот я так договорюсь сам с собой, точно шею по дороге сверну и упаду с бережка в речку. И утону, как мешок с навозом, потому что вот если бы со мной так разговаривал кто-то, я бы морду набил, а я вроде как с Богом говорю. Н-да… ну и навоз у меня в голове, мало битой-то было.

Я остановился и поднял голову к синему жадному небу.

— А Ты на самом деле добрый. Потому что если по справедливости, то незачем мне было выжить. Да и место мне по моей гордости разве что на помойке.

Небо не разверзлось, Господь не спустился, не пожал мне руку, не рассыпался в поздравлениях. Но я для себя понял, что екает, вот он первый шаг. Понимание того, что не по справедливости, а по Его даже не доброте, а милости, я иду сейчас в сельпо.

— Господи, я твоих планов не знаю! У меня своих планов больше нету! Делай как Ты знаешь, и как Ты хочешь, я больше ничего не знаю и не хочу! — я проорал это, цепляясь глазами за весенние легкие облака, надеясь увидеть за ними Бога.

И вроде бы отпустило, стало свободно так на душе, не пусто, а свободно, как в квартире, из которой вынесли хлам. Все, нету больше ни чего лишнего. Есть я и есть Бог. Хватит искать себя, хватит носиться по жизни вприпрыжку. Зайду сейчас в свое хозяйство, покажу бабам морду и пойду-ка поставлю-таки свечку Николаю Угоднику.

Тетки мои в добром здравии и хорошем расположении духа уже и магазин открыли. И машину с хлебом разгружали.

— Здрасти, барышни. Проспал сегодня, как последний хорек продрых. Вы уж не сердитесь, — я подхватил у завмага лоток с булками, — Нин Петровна, идите, я перетаскаю, а Тамара примет.

— Ой, Сенечка, я думала, мож случилось чего, — передавала мне лоток с белым хлебом Нина, — ты всегда такой правильный, неразговорчивый, вот я прям думаю, вроде на алкаша не похож, а я же про тебя ничего не знаю, мож заболел, мож уехал, прям вон мы с девками решили, товар примем и Тамарку отпустим, чтобы к тебе сходила.

— Да вот он я, куда я денусь, — я принимал очередной поддон с хлебом.

— Ну, знаете, всякое бывает, жизнь она такая, не угадаешь, — Петровна вздохнула всей необъятной грудью.

— Да ну вас, барышни, накаркаете еще, я промежду прочим первый раз так вот облажался. Ну проспал, ну с кем не бывает, зачитался вчера, аж до сегодня читал, вот и проспал.

Сердобольные тетки-то у меня какие.

— А Тамару не надо гонять, я если что соберусь в жизни поменять, я, дамочки, вас в первую очередь предупрежу. А вас, НинПетровна, как непосредственного руководителя прям вперед всех в известность поставлю.

Заулыбались мои торгашки, смешные, переживали за меня. А правда, чего это я с ними и не разговаривал совсем, живые вроде люди, а за полгода и полслова не сказали, что-то я совсем упырь какой-то стал.

— Ой, да ну тебя, какой я тебе руководитель, — Петровна аж засмущалась.

— Ну как какой, непосредственный, НинПертровна, я отпроситься хотел на завтра, — поеду-ка я завтра в город съезжу, мобильник себе простенький куплю, до тапочки, и может почитать чего.

— Конечно, езжай, конечно, я же не против, ты только тогда, если что, и правда предупреди.

— Нина Петровна, я вас умоляю, ну если что — это что? Нормально все. Просто вот мобильник думаю купить простенький, а то вот так вот коснись чего, пока до станции добежишь. А так буду вам в выходные названивать, отчитываться о проделанной работе. Надоедать по утрам буду.

Пора было переводить это все в шутку, а то похоже и правда переполошились бабы.

— Да, телефончик — это хорошо, а то живешь там, как леший, один.

— А что, похож, — присоединилась Тамара, — бородатый, лохматый, правда на лешего похож.