Ко мне приходил ангел

Но вот интересно, летал, ходил, заходил, а ничего не знаю. Ладно. Раз подвиги не нужны, и я глухой, то будем надеяться, что это не органическое поражение слухового аппарата, а только пробки, которые лечатся промыванием, промыванием мозгов. А вот как жить без подвигов, я не представляю. Вот я такой молодец, что с помойки вылез, понятно, что я живу в чужом доме, и не в состоянии пока отстоять свой, да и нету у меня дома, стены — это не дом. Но это уже что-то, и я горд собой, и меня греет уважение со стороны армянина, потому что он видел меня грязным, битым, на помойке, и он видит, что я не опустился. Но мне от этого почему-то не легче, раньше меня это стимулировало, стоило сказать мне, что я молодец, и рвал вперед, и я становился еще больше молодцом. А вот теперь не рвал, не становился, было приятно, но как-то по старой памяти приятно. Высказанное Арегом вчера в мой адрес не подтолкнуло меня к новым свершениям. И вот что удивительней всего, вчера еще я, по инерции, клеил мастериц в салоне, улыбался проходящим ногам, а сегодня уже не интересно. Интерес пропал. Проклюнулись заботы, и эти мои заботы, к которым я вчера вернулся поздно ночью, грели меня больше, чем очередная перспектива найти себя. Разница была огромной. Мало того, что надо было теперь кучу всего найти и перечитать, еще и весна. А весна сама по себе забота. Вот у крыльца уже лужи натекают — не пройти, снег стает — копать, сажать. А вот это вопрос интересный, если копать не проблема, тут ума не надо, только лопату бери и вперед, то сажать это вот засада полная, что сажать, как сажать, куда сажать, а главное, когда. Огородник из меня знатный, но в кавычках, это с отвертками и шурупами я мастер, а вот ботвой всякой, ну не знаю.

Так мои мысли спутывались постоянно, от прошлой жизни к вере, от веры к насущному, от насущного к деревенским сплетням, но это была реальность. Вот главное — реальность. Не некие иллюзорные проекты разделений и слияний, не игры на понижениях и повышениях, я и не мог представить, как выглядят индексы, на которых я играл, а никак, просто договоренность о том, что это есть, а на самом деле нету той жизни. Нет финансового рынка, а лужи во дворе есть, нет индекса Доу Джонса, а картошка у меня в подвале, пусть мелкая и только полведерочка есть, но моя, но она есть и я могу ее потрогать. Нет, не хочу назад, тянуло, понял, что тянуло, что давно хотел в Москву в ванну, в салон, в кабак, по бабам, но теперь понял, что не надо. Очередной трофей в виде жены не нужен, в одиночестве на данный момент есть свои прелести, осенью пока отсыпался и была работа вокруг дома, было вообще в кайф, зимой времени стало больше, да и торгашки мои прилагали усилия к тому, чтобы мысли соскакивали не в ту сторону. И сны снились соответствующие, но это не было проблемой, это не тяготило. Потому что утром проснулся, и не до того, чтобы осмысливать, потому как печь не топлена, вода в ведре замерзла и понеслось, и это реально, это то, что можно потрогать руками, а все остальное лажа и бред больной гордости.

За полчаса в моем хозяйстве ничего нового не случилось, только Томка с Иркой вышли на крыльцо курить, покупателей, видимо, не было, у бабок сериалы начались, остальные — кто в школе, кто на работе.

— Девчонки, вы же местные деревенские? — обратился я к ним.

— Не то слово. Самые что ни на есть местные, я из Питера, а Ирина из Таджикистана, — они захохотали, — и деревенские дальше некуда.

— От это да, то есть вы барышни не местные, перелетные, а я-то так надеялся…

— Теперь уже вроде местные. А ты надеялся-то на что? Тебе деревенские девушки больше нравятся? — выдохнула струйку дыма Ирина.

— Да не в этом дело. Помощь нужна, а вам бы тока хихикать и глазками стрелять.

— А чего нам не похихикать и чего не пострелять, или ты монахом заделался, или женатый? — Тамара тоже была в хорошем настроении.

— Да ну вас, я серьезно, а вы все об одном, девки. Весна на носу, скоро сажать-копать и прочее. Ну вскопать я еще могу, ну картошки мешок куплю и похороню на участке, а дальше я ноль, я нифига в этом не понимаю, мне что помидоры, что колбаса, я всегда считал, что они на одном дереве с булками растут.

— Ой, Сенечка, а ты тут прям окопаться решил, прям насовсем? Ну надо же, а мы думали, ты к весне сам в теплые края намылишься, вон я смотрю и вещички новые достал из закромов.

— Ир, вещи не достал, а привез, то все некогда было, да и по морозу охота в Москву была ехать, а остаться вроде да, вроде насовсем. А там как Бог даст.

— Слушай, ну а как же твоя супруга смотрит на то, что ты тут околачиваешь груши? — Тамара та прямая, та, видно, уже у Иваныча спросила, четко. Потому что Петровна дальше первой страницы паспорта не заглядывала, ей хватило того, что мы с Иванычем вроде как знакомцы, да и оформлять-то меня не надо. Вот бабы, вот сороки.

— Моя супруга смотрит на все это сквозь пальцы, да и на груши у нее аллергия.